Он встретился с ее упрямым взглядом и медленно кивнул:

— Да, быть может, и так. Но меня еще не захомутали. — Что ты можешь знать об этом, женщина? Разве ты можешь понять?

— Именно поэтому ты бодрствуешь, когда другие спят. — Она кивнула самой себе. — Да, капитан, я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь.

— Почему?

— Потому что, как ты заметил, я тоже не сплю.

Он усмехнулся.

— Значит, ты бодрствуешь, горя желанием завербовать меня в КГБ?

Она вскинула бровь.

— Ну и каковы мои шансы на успех?

— Не самые лучшие.

Светлана допила остатки колы.

— Знаешь, мы могли бы предложить тебе…

— Меня это ни капли не интересует.

— Ты даже не выслушал меня.

Он наклонился вперед и поднял палец.

— Майор, в Америке доктор Кинг все-таки добился возможности промаршировать по улице с демонстрантами. Теперь ты можешь сидеть здесь и рассуждать о братстве между народами, любовь к которому твоя вшивая коммунистическая партия демонстрирует на лозунгах. Но мы, сестрица, многое повидали, и оба мы знаем что-то другое.

— Но доктор Кинг был убит психом не в моей стране, капитан.

— Конечно, черт побери! Потому что в твоей стране его послали бы на такой далекий север, что он стал бы первой черной сосулькой в истории человечества. Твоя партия построила бы для него лично новый ГУЛАГ на самом краю Таймырского полуострова.

Постукивая ногтями по столу, она откинулась на спинку стула.

— Ну ладно, с идеологией все ясно, а как насчет денег?

— Теперь ты заговорила на моем языке. Ну, для начала… как ты посмотришь на сто миллионов? — Он подмигнул ей. — Торговля будет долгой и нудной. Я собираюсь стать бонзой. Тебе что-нибудь принести?

— Принеси виски. Мы могли бы платить десять баксов в месяц.

— Ну ладно, пятьдесят миллионов… я не уступлю ни цента. — Они вместе пошли к автомату. — Скажи, как такая замечательная девушка могла попасть в лапы КГБ?

Она бросила на него короткий испытующий взгляд. Потом заговорила, подавив циничный смешок:

— Знаешь, это больше не имеет никакого значения. Здесь нет никого, кроме нас и Ахимса. Забавно, правда? Я так долго жила во лжи. Малейшая возможность быть откровенной заставляет меня нервничать.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась, брось это и расслабься. Лги мне. Меня это не волнует.

Она взглянула на него подозрительно.

— Тогда почему ты проверял меня?

Пожав плечами, он протянул ей виски.

— Я уже много узнал о тебе: кто ты, откуда, что тебя сделало такой. Не из шпионских целей, просто ты меня интересуешь как личность.

Она отпила виски и подняла бровь.

— Я уже слышала подобное.

— Как хочешь, можешь верить, можешь не верить. Послушай, меня и в самом деле не заботит, что ты делала в Гонконге, кого ты там изображала и какое у тебя было задание. Мы здесь одни, майор. И я не знаю, что будет дальше. В скором времени моя жизнь может оказаться в твоих руках. Мы работаем так же, как все. Чтобы сплотить команду, надо начать с самого начала — с приветствия и рукопожатия.

Она покачала головой и глубоко вздохнула.

— Извини. Это старая выучка, привычка жить играя. Разведка — дело одиночек. Доверять можно только самой себе. Думаю, я никогда не буду, как… как…

— Как нормальные люди?

— Да, как нормальные люди.

— Но только не спрашивай чернокожего офицера, командира группы по борьбе с террором, на что похожи нормальные люди.

— А ты ненормальный?

Он заговорщически подмигнул ей.

—Люди, которые прыгают с парашютом, чтобы убивать других людей, вряд ли нормальные. А может быть, мы как раз нормальные, а весь мир безумен. Черт побери, не знаю. Зачем мы во все это ввязываемся?

— Ты спрашивал меня, как я попала в КГБ.

— Я попросил прощения.

Она перевела дыхание.

— Я совсем осмелела, ну да ладно. Я родилась в семье кагэбэшников. Моя мать работала в посольской группе второго главного управления. Мой отец работал в спецслужбе КГБ. — Она подождала, губы ее задрожали, глаза смотрели с надеждой. — Ну скажи мне что-нибудь, не молчи, ради бога.

— Поторгуемся? Секрет за секрет?

— Да.

— Когда мне было шестнадцать, я украл машину. Меня не поймали. Когда мне было двадцать, я украл другую. Об этом до сих пор никто не узнал. Если бы узнали, выкинули бы из Вест-Пойнта в два счета.

Она скрестила руки.

— Это не совсем то.

Сэм покачал головой и провел рукой по коротко стриженным курчавым волосам.

— Конечно, нет. Но я думаю, что я совсем не так интересен, как ты. Моя мамочка не занималась ничем иным, кроме как кормила нас и поднимала на ноги.

— А женщины? Тебя ждет дома подруга?

Он рассмеялся.

— Нет. И не думаю, что встречу подругу на Тахааке. Работа, как ты понимаешь, отнимает все время. К тому же американские женщины становятся почему-то немножко нервными, когда рассказываешь им, что зарабатываешь на жизнь, убивая людей. Думаю, кагэбэшники в таком же положении. Нет?

Она засмеялась, о чем-то вспоминая.

— Моя работа требовала от меня общения с мужчинами. Я выбирала самых высокопоставленных. И мне было так смешно, когда они похвалялись своей силой, своим могуществом, своими мускулами! Убить их тогда мне ничего не стоило. Уничтожить — с помощью семнадцати разновидностей яда, шести видов прицельного оружия или голыми руками. Власть — вещь относительная, так ведь? Над чем ты смеешься?

Она прищурилась, и Сэм снова расхохотался.

— Ох, я представляю. Вижу этих жирных котов, которые купаются в деньгах, в миллионах долларов, взбирающихся все выше и выше и мнящих себя королями, а среди них — маленькая, хорошенькая Светлана с трояком в кармане, которая пытается стереть ухмылку с их лиц. — Он покачал головой. — Понимаешь, удивляет меня только одно: ты ведь трясла их не только из принципа.

Казалось, она совсем успокоилась.

— Еще больше меня забавляло, когда они уговаривали меня не волноваться, старались меня защитить, шли навстречу любому желанию. Они охраняли меня от волков и шакалов, рыщущих по коридорам посольств и бирж.

— Мне бы хотелось посмотреть на их лица! Охранять тебя? Ну что ж, это здорово придумано! — Он вздохнул. — Плохо только, что ты не могла им открыться,