могли подождать двадцать четыре часа, прежде чем подлизаться к этому клоуну. В истинно итальянской манере был накрыт полный стол, и вино переливалось из бутылки в бокал снова и снова, пока мы все стояли на заднем дворе дома дяди Винни. Я был там уже час, один гребаный час, а этот ублюдок все еще только и делал, что пил и слушал, как дядя Винни и все остальные рассказывали ему об Орландо в дни его славы.

— Твой отец был одним из самых сильных людей, которых я когда-либо знал. — Дядя Винни положил руку ему на плечо и заговорил по-итальянски. — Он вселял страх в людей, хотя понятия не имел, что такое страх. Нет мужчины лучше итальянца! Таких мужчин, как итальянцев, нет. Мы захватили мир. В любой стране нас можно найти; где-нибудь всегда есть маленькая Италия.

— Это правда, — ответил Эмилио, отпивая.

— Итак, я не понимаю. — Большой Тони вышел во двор с сигарой в одной руке и бокалом красного вина в другой. — Ты все это время знал, что ты Джованни и держался в стороне? Орландо знал о тебе и оставил с какой-то мексиканкой?

— Моя мать была сестрой Маркоса Фелипе Карраско, наркобарона, известного как Эль Рохо. Вероятно, он решил, что если что-то и может закалить меня быстрее всего, так это латиноамериканка без гроша в кармане с наградой за ее голову. — Он улыбнулся по этому поводу, но я проработал у Мелоди достаточно долго, чтобы знать, что это была фальшивая улыбка. Он был озлоблен и взбешен, но маскировал это ухмылками, кивками и выпивкой.

— Что ты собираешься теперь делать? — Большой Тони толкнул меня.

Дядя Винни уставился на него так, словно собирался ударить.

— Тони…

— Нет, все в порядке. Честно говоря, я здесь только для того, чтобы узнать свои корни.

Чушь собачья.

— Видишь. Здесь все в порядке. — Винни кивнул. — Но эта китаянка, на которой ты женат…

— Мы не женаты. Она была просто… очень особенной подругой. — Он подмигнул им, и они рассмеялись; должно быть, шутка прошла мимо меня.

Я хотел что-то сказать, когда Большой Тони заговорил снова.

— Давайте не будем притворяться, что мы не знаем, что здесь происходит. В конце концов, его подруга стреляла в дочь Орландо… и его внуков. Честно говоря, мне похуй, кто он, я просто не хочу его видеть. Он не один из нас.

— Miserabili pezzi di merda!18 — Крикнул дядя Винни, повернувшись к нему лицом. — Что-то не так? Ты говоришь с единственным сыном Орландо Джованни. Он один из нас. Больше, чем эта сука, плодящая ирландских младенцев с ирландскими именами.

— Ты вступил на опасную тропу, мой старый друг. Дьявол, которого мы знаем, — Мелоди. Она работала для всех нас, она обеспечивала нас всех; я ни разу не слышал о проблеме, которую она не решала. Ни одному ирландцу не живется лучше, чем нам. У нас мир. Я не собираюсь смотреть, как детям сносят половину лица, и все только потому, что ты и все остальные здесь хотите большего!

— Дьяволу, которого ты знаешь, на тебя наплевать. — Эмилио передал свой бокал кому-то еще, и теперь все стихло. — Дьявол, которого ты знаешь, хочет власти только для себя.

— Каждый хочет власти для себя. — Я наконец заговорил, и впервые с тех пор, как я приехал, казалось, что они заметили меня. — Проблема не в этом. Проблема в том, что происходит, когда упомянутые люди получают эту власть. Как мы уже говорили, босс ни разу не использовала эту власть, чтобы навредить своим людям.

— Босс. — Он хихикнул над этим. — Какой босс? Она губернатор, мамочка. Она передала все Лиаму Каллахану много лет назад. Ты это знаешь. Разве не с ним ты сейчас советуешься? Она заставляет тебя ползти к человеку, чья семья чуть не уничтожила всю твою, к человеку, который верен только себе. Если ты хочешь правды, прекрасно, получи ее: Мелоди Каллахан либо мирно оставит нас, либо я отниму у нее власть по частям.

— Сколько хороших людей умрет в этом процессе? — Спросил его Большой Тони.

— Прямо сейчас, только один. — Он повернулся ко мне лицом, и прежде чем я успел пошевелиться, он уже вытащил свой пистолет.

БАХ.

МЕЛОДИ

— О, я скучала по вам! — Я обняла своих детей, они лежали со мной в моей постели. Лиам облокотился на столбик кровати, скрестив руки на груди, но с легкой усмешкой на лице наблюдал за нами.

— Мамочка, сказали, что мы уезжаем, почему? — Дона играла с моими волосами, накручивая их. — Я не хочу уезжать снова.

— Я тоже, — проворчал Уайатт, скрестив руки. — Я останусь здесь, с тобой.

— Но у мамы с папой есть работа. — Я ткнула его в нос.

— У вас всегда есть работа, эта чем-то отличается? — Итан, конечно, спросил, переводя взгляд с Лиама на меня. Лиам положил руку на голову, затем сел рядом со мной.

— Это… очень сложно, Итан. Но прямо сейчас здесь небезопасно…

— Ты сказал, что в городе мы всегда в безопасности. — Он раздраженно отстранился. — Это тот человек, который причинил маме боль? Я хочу остаться, папа. Отошли Дону и Уайатта подальше.

— ЭЙ! — Дона и Уайатт закричали на него.

— Если ты останешься, я тоже останусь! — Уайатт толкнул его в руку.

— Ты ребенок! — Итан оттолкнул его.

— Как и ты! — Дона нахмурилась.

Он покачал головой.

— Я подросток.

Услышав это, я закатила глаза, засмеялась и поцеловала его в лоб.

— Ты тоже ребенок, Итан, ребенок, который должен присмотреть за своими братом и сестрой.

— Я хочу остаться, — снова сказал Итан.

— Итан, — заговорил Лиам своим отцовским голосом.

Он встал.

— Неважно…

— Прошу прощения, — рявкнула я на него, и он замер. — Я знаю, ты расстроен, но ты не проявляешь к нам неуважения, я ясно выразилась? Если мы сказали, что ты уедешь на некоторое время, это значит, что ты уедешь. Это не демократия. У тебя нет права голоса. Смирись.

Они все молчали, когда раздался стук в дверь. Лиам встал, чтобы открыть ее, и я