поднимаясь с кровати. Он крепко пожал ее, прежде чем забрался под одеяло. — Хочешь, я подоткну тебе одеяло?

— Нет, мам, — сказал он, и мне показалось, что он собирается добавить «да» в конце фразы. Наклонившись, я поцеловала его в лоб.

— Люблю тебя, mio bel leoncino.

— Я тоже тебя люблю. — Он зевнул, перекатываясь на бок, и забыл о своей видеоигре. Протянув руку, я схватила его, выключила и положила на прикроватный столик.

Выйдя из его комнаты, я вошла в комнату Донателлы и Уайатта. Дона боролась со сном, пока их няня расчесывала ей волосы. Ее голова покачалась взад-вперед.

— Я займусь ей, — сказала я горничной, которая ничего не сказала, просто положила расческу и вышла из комнаты.

— Мамочка. — Дона улыбнулась, протягивая ко мне руки. Иногда она была такой милой. Когда я взяла ее на руки, ее ноги и руки обвились вокруг меня, пока я несла ее к кровати. Я заметила, какой тяжелой она теперь была. Я вспомнила, когда она была такой крошечной, намного меньше Итана и Уайатта, и я волновалась, что причиню ей боль.

— Мамочка. Я теперь лучше плаваю, — прошептала она.

— Моя девочка, — прошептала я, когда Уайатт приподнял для нее одеяло, а я уложила ее. — Значит, ты будешь быстрее меня.

Она хихикнула:

— Это невозможно, мамочка, ты как рыба. Папа говорит, что ты пьешь воду на ходу.

— Неправда, и не пытайся, тебе станет плохо. — Я провела рукой по ее щеке. — Ты чего-нибудь хочешь?

Она зевнула, потирая нос.

— Чтобы Итан и Уайат прекратили ссориться.

— Эй! — Уайатт проворчал позади меня.

Я снова и снова крутила руками перед ее лицом, а затем подула ей в глаза.

— Ну вот, я даю тебе власть вмешаться и остановить их любым доступным тебе способом.

— Я буду бить их. — Она ухмыльнулась, и я рассмеялась, целуя ее в макушку.

— Делай то, что должна.

— Мамочка, нет, она правда нас побьет! — Уайатт застонал, когда я подошла к его кровати.

— Или вы с твоим братом не будете ссориться, и ей не придется. — Он ничего не сказал, просто скрестил руки на груди и лег на спину.

— Это не моя вина.

— О, правда?

Он скривил губу набок.

— Уайатт.

— Это вроде как вина нас обоих, — признал он.

Наклонившись к нему поближе, я прошептала:

— Я открою тебе секрет, который ты никогда не сможешь рассказать своим сестре или брату.

Его глаза расширились, и он перевернулся, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Что?

— Из всех моих детей ты, Уайатт, мой самый любимый.

Его рот открылся, а затем снова закрылся, прежде чем медленная улыбка растянула его губы.

— Правда?

— Ты хочешь знать почему? — Спросила я, и он кивнул, придвигаясь ближе. — Из всех моих детей я понимаю тебя лучше всех. Итан очень похож на твоего отца, и его все поддерживают. Дона окружена людьми, которые всегда защищают ее. Но ты, Уайатт, такой же, как я; ты видишь все и спрашиваешь: Куда мне вписаться? Когда ты поймешь это, тебя будет уже не остановить.

Казалось, он ничего не понимал, но просто гордился тем, что был моим любимцем. Это была правда; я любила его, потому что он был так похож на меня. Вскоре его дыхание успокоилось, как и мое; прежде чем я осознала это, я тоже заснула.

ЛИАМ

К тому времени, как я вернулся в нашу спальню, тело Феделя уже убрали; Деклан и Нил хотели лично разобраться со всеми остальными. Никто из нас никогда не говорил этого, потому что мы никогда не чувствовали необходимости… до сих пор… но Федель был близок как член семьи. Он ни разу не взял больничный. Всегда был рядом, когда мы в нем нуждались. Его преданность была неоспорима, и он заплатил за это пулей. Если мы были расстроены, я понятия не имею, что должна была чувствовать Мелоди. Все люди, с которым она пришла в этот дом, ушли из него в гробу.

— Мел? — Я позвал, когда добрался до нашей комнаты, но свет был выключен, а она не вернулась. Я проверил ванную, прежде чем зашел в комнату Доны и Уайатта.

— Мел… — Мой голос затих, когда я увидел, что она спит рядом с Уайаттом, который свернулся калачиком. Я бы оставил их, но я был эгоистом.

Подойдя к ней, я просунул руку ей под спину, наклонить ее к себе и приподнял.

— Лиам? — тихо позвала она, слегка приоткрыв глаза.

— Шшш. Я держу тебя, — сказал я, когда ее голова легла мне на грудь.

— Если… если бы у меня был план, который гарантировал бы, что никто никогда больше не будет бороться с нами, ты простил бы меня за ту боль, которую это причинило бы?

Мелоди… просит прощения? Я знал, что все это причиняет ей боль. Она никогда бы не призналась в этом, но ее отец, Эмилио, Федель… причинили ей боль.

— Мы поговорим утром, — ответил я, укладывая ее.

Она покачала головой.

— Ответь мне.

— Мелоди, ты всегда говорила не задавать тебе вопросов, на которые я знаю ответ. Теперь я отвечу также.

— Тогда только один раз. — Она улыбнулась, хотя это не отразилось в ее глазах.

Лежа рядом с ней, я целовал ее руки.

— Я одержим тобой, Мелоди. Что бы ты ни сделала, я всегда прощу тебя. Даже если ты убьешь меня, я прощу тебя.

Она не ответила, просто закрыла глаза.

— Федель…он был больше, чем солдат… он был мне как родной брат.

— Я знаю.

ГЛАВА 21

«Похороны не для мертвых. Они для живых».

— Гэвин Экстенс

ЛИАМ

Лил такой дождь, словно Бог планировал снова затопить землю, каждая дождевая капля тяжело барабанила по нашим зонтикам, пока мы шли от похоронного бюро к нашим машинам. Пять черных