От боли и усталости не осталось и следа. Даже раны все затянулись. Кусок плоти, конечно, не вырос новый, но рана выглядела уже прилично. Надо запомнить это заклинание, оно неимоверно полезное. Во–первых, это более чистый вид питания, во–вторых, можно питаться кем угодно, наверное, в–третьих, это гораздо более насыщеннее, но только вот нет того возбуждения и наслаждения, как при обычной кормёжке. Значит, крышу рвать особо не будет. То, что чувствуешь тогда и тогда, просто несопоставимые вещи, как мокрое и твёрдое. Всё по–своему хорошо, но поглощение крови всё же больше морального что ли удовольствия приносит. Чёрт, очнись! Ты прав, мозг, сижу тут и размышляю, как лучше убивать. Грызть насмерть или скукоживать. «Скукоживание» — так и буду называть это, но использовать… Не знаю, как получится. Я не буду говорить больше слово «никогда»… А вот и сказал. Заткнись, не время для этого.

— Ладно, фараонище, что дальше? — спросил я у Аски, уже не испытывая особого энтузиазма от всей этой затеи.

— Давай мне свою руку и слушай, — просипел бинтатый.

* * *

Все присутствующие всё ещё стояли в замешательстве, смотря на детей с остекленевшими глазами. Я дал им время прочувствовать всю ситуацию и продолжил.

— Я не буду убивать ваших детей сразу, я подвергну их прекрасным и весьма жутким пыткам для начала, — говорил я как можно жёстче. — Но я этого не хочу, у меня сейчас есть другие приоритеты. Для начала приведите мне моего спутника человека. Я знаю, что вы прячете его в той хибаре.

Я указал на здание, из которого вышла Теаромона. Никто из остроухих не двинулся с места.

— Спорить бесполезно. Послушание вознаграждается. Поверьте мне, у меня сейчас нет ни времени, ни желания возится с вами, — продолжил я. — Выполните мои требования, и никто не умрёт.

Нехотя охранник зашёл внутрь здания и вывел оттуда Джони. Здоровяк был сильно помят, но жив. Эльф не торопился его отпускать.

— Не глупи, у меня больше жизней в руке. Только вам ваши дети дороже, чем мне жизнь того, кого я знаю меньше недели.

Угроза подействовала, и «башмачник» был освобождён.

— Моё оружие, пожалуйста, — потребовал я даже вежливо.

Остроухий, скривив свою мину, всё же вернул мне клинок Эммилии. Этот потрёпанный клинок с обломившейся гардой как моё наследие, мрачное напоминание о тех событиях из прошлого. Тоска права, я слишком халатно к нему относился и терял уже не раз. Этот кусок чёрного мифрила в красивой форме — память о ней, память об Эммилии. Слишком много трупов, о которых мы должны помнить. Грубо как–то, мозг, но пока жива память о ком–то, то и он жив.

— И что же ты собираешься делать дальше, демон? Тебе некуда бежать, — поинтересовался эльф, что раздавал мне пинки.

— Кто сказал, что я собираюсь бежать, — усмехнулся я. — Теперь вы сложите оружие и позволите моему спутнику вас связать. Вы будете моим щитом, гарантом того, что я беспрепятственно зайду в зелёный храм и заберу нужное. После этого я отпущу всех, и вы нас больше не увидите.

— Ты рехнулся что ли⁈ — засмеялся тот самый эльф. — Мы никогда не сдадимся тебе. Мы никогда не позволим тебе войти в святая святых нашего народа. Ты безумен, если думаешь, что мы поверим тебе.

— Да чтоб вас, — я выругался смачно, придётся напрячь всё своё красноречие. — Моё слово нерушимо, кем бы вы меня ни считали. Во всём этом хаосе сейчас нет доверия никому, но слово мужчины, данное в самых искренних побуждениях, что–то, да и должно значит. Если мы будем сражаться, я всех вас убью и разрушу ваш остров до основания. Неужели Вы этого хотите? Вам не победить. У вас просто нет другого выбора, — я не дал им возможности говорить. — Неужели какой–то древний храм, чтобы он там ни нёс в себе, важнее жизней ваших сородичей, ваших жизней, жизней ваших детей? Я даю вам слово, что если вы выполните мои условия, то в конечном итоге все будут счастливы. Теаромона может подтвердить мои слова, а она одна из вас. Хоть и пришла с нами.

Все взгляды переместились с меня на мою рабыню. Теа пребывала в поникшем состоянии и потерялась от такого внимания к ней.

— Чаиночка, прошу, ты же знаешь, я не монстр какой–то, я не убиваю без необходимости. Я держу своё слово. Теа? — голос у меня скатился с жёсткого до умоляющего. — Ты же знаешь, какой я на самом деле, не зависимо от того, что было в моём прошлом и того, что ты видишь сейчас. Теа, с чистого листа, помнишь? Вспомни наши двадцать семь лет.

Я смотрел на свою эльфийку и ждал. Девушка молчала, её немного потряхивало. Просто не представляю, какая борьба у неё в душе.

— Я… я не знаю, кто ты и не могу подтвердить твои слова, — жалобно выдавила она, не глядя на меня. — Ты не доверял мне правду о себе. Правда действительно сказалась тяжким грузом, но, может быть, при других обстоятельствах, — Теаромона замолчала. — Вы Маска, у вас десятки имён, и вы не умеете лгать, вы говорите ложью. Я… я… я не могу сказать, что ваше слово хоть чего–то стоит.

Вот это сейчас совсем обидно было.

— Млять, Теа!

Сказать, что я разозлился, значит ничего не сказать. Я был просто в ярости. На себя. Конечно, на себя, мозг, мы полностью потеряли доверие Теаромоны. Я разрушил наши тёплые дружеские или даже больше узы. Теперь она не верит в меня. Мне обидно от всего этого, от этой ситуации. Я потерял самого дорогого мне человека… эльфа… эльфа. Я потерял её веру и не знаю, смогу ли вернуть. Если остроухие не будут сотрудничать, то я паду в её глазах ещё ниже.

Но также и засела обида на Теаромону. Какого чёрта? Мы столько лет были вместе, разве я хоть раз дал повод ей усомниться в своей честности. Сто миллионов раз. Мозг, я не считаю всю ту мелочь или шутливую ложь, я про действительно серьёзные вещи. Ну не могу я просто так в одно мгновение ока стать для неё суперзлодеем. Утешай себя тем, что Теа сейчас мыслит неясно. На неё столько свалилось в последние дни. Думаю, ты прав, но утешение так себе, конечно. Всё это через–чур тяжело для неё, а