class="p1">Это была кладовая. Только заброшенная и пыльная, словно здесь никто не убирался лет эдак сто. На высоких стеллажах, уходящих в потолок, лежали ржавые банки консервов, заплесневелые сыры, каким-то чудом еще сохранявшие форму, и грязные мешки. Не лучшее место для отдыха, но хотя бы бестии и твари нам больше не угрожали.

Вздохнув, я расчистил место, нашел наиболее чистый мешок, вытряхнул из него остатки окаменелой земли и расстелил на полу. Затем бережно взял примару на руки и переложил на импровизированную кровать. Сакура, слабо застонав, неохотно приоткрыла глаза и виновато улыбнулась. Фиалка в ответ поджала губы и неодобрительно покачала головой.

– Прости, – хмыкнула она, принимая сидячее положение. – За мной такого раньше не замечалось.

– Порядок, – улыбнулся я, ставя торбу на пол и запуская внутрь руку. Чуть повозившись, я достал пару печений, рыбные консервы и остатки жареного мяса, после чего чуть подумал и, махнув рукой, добавил. – Вряд ли на запах кто-то придет. А подкрепиться надо. Налетайте.

– Согласна, – кивнула примара и сглотнула слюну. – Я сейчас и консервам буду рада.

– Держи, – я положил перед Бусинкой кусочек мяса. Зверек осторожно понюхал угощение, а потом в одно мгновение всё проглотил, заставив примару тихо рассмеяться. Пухляш добавил от себя половину сухаря и немного риса, чему тануки тоже оказалась рада.

– В этом мы с ней похожи, – улыбнулся коротышка. – Корову съедим, если дадут. А вообще… боюсь представить, братка, что было бы, если Бусинки…

– Сейчас уже не важно, – перебил я его. – Убежали и то хорошо. Впереди есть твари пострашнее и надо думать о них. Тем более, Бусинку надо отпустить.

– Ты прав, – грустно вздохнула Аши и, отломив кусочек печенья, положила его перед тануки. – С ней было как-то спокойнее, что ли.

Бусинка, словно понимая, согласно пискнула и весело захрустела печеньем. Я тем временем открыл консервы и густо намазав половину на два куска хлеба, один протянул примаре, а во второй вгрызся сам. Консерва пошла по кругу, как и все остальное. Только Пухляш жалобно вздохнул, посетовав на скудость порции. Рыба чуть отдавала странной кислинкой, но никто не обращал на это внимания, стараясь как можно скорее набить живот. Трогать продукты на полках не очень-то и хотелось, кто знает, сколько они тут лежат и что находится под проржавевшим металлом.

Перекусив и отдохнув, мы поднялись с пыльного пола и грустно посмотрели на Бусинку. Пришла пора прощаться с нашим пушистым проводником, без которого мы давно бы сгинули в мрачных и холодных коридорах Пятого круга или в пасти Обжоры.

– Спасибо, – тихо сказал я, протянув тануки руку. Та осторожно понюхала пальцы, фыркнула и блеснула черными глазами.

– За всё, – кивнула Сакура, нежно поглаживая енота по спинке. Затем, вздохнув, примара подошла к решетке вентиляции в полу и, приоткрыв её, пропустила Бусинку в темный лаз. – Береги себя.

– «И вы берегите себя», – сверкнул в наших головах робкий голосок, после чего, не успели мы удивиться, тануки юркнула в лабиринт и исчезла.

– Теперь шанса на ошибку не будет и в обмороки падать некогда, – загадочно протянула Фиалка, закидывая торбу за спину и подавая Сакуре руку. Примара поднялась с пола и, чуть подумав, кивнула в сторону двери.

– Едой пахнет. Как на кухне в Комнатке.

– Нам нельзя есть эту еду, – криво улыбнулся я, вспомнив наказ Митаро. Теперь я точно не собирался ослушаться его предупреждений. Пытка на операционном столе Белой леди научила меня уму-разуму. Пухляш обиженно засопел, но, получив кулаком в плечо от Лапки, буркнул:

– Я и не собирался, – обиженно бросил он, но в итоге неловко рассмеялся и пожал плечами. – Пойдем, братка?

– Пойдем, – кивнул я и, поднатужившись, потянул на себя тяжелую дверь, ожидая пронзительного скрипа, на который сбежится все обитатели Судилища. Но дверь, на удивление, открылась мягко, словно старые петли тоже кто-то заботливо смазал за пару часов до нашего прихода. Однако удивление сошло на нет, когда нашим глазам предстало поистине величественное зрелище.

Мы оказались на гигантской кухне, размерами превосходящей даже Пятый круг. Среди лабиринта столов нашлось место жарко горящим каминам, сотне различных плит, шкафам с разнообразной снедью и одуряюще вкусным ароматам.

На плитах варилось, тушилось и жарилось столько еды, что ей можно было бы кормить всех обитателей Комнатки в течение нескольких лет. В каминах висели большие почерневшие котлы, в которых что-то булькало, изредка проливаясь на злобно шипящие угли. Полки многочисленных шкафов ломились от обилия деликатесов всех сортов: сыры, вяленое мясо, копченые и сыровяленые колбасы, сушеная икра, наполняющая рот тягучей слюной и прилипающая к зубам, гигантские копченые лещи, сушеная мелкая рыбешка. От обилия еды наши животы тут же испустили жадные трели, несмотря на то, что мы перекусили перед тем, как выйти из укрытия. Я, словно завороженный, сделал шаг вперед к столу, на котором стояла тарелка с дымящимся жареным мясом, но Сакура, которая не потеряла самообладания, тут же дернула меня за руку и покачала головой.

– Нет, Молчун, – шепнула она и я, тяжело вздохнув, кивнул, увидев в глазах примары страх. – Ты сам говорил…

– Я не знаю, – я сглотнул слюну и махнул рукой в сторону ломящихся от еды столов. – Оно словно гипнотизирует.

– Знаю. Но надо держаться, – ответила Сакура и, неожиданно ойкнув, спряталась за мою спину. Резко обернувшись, я увидел, чего напугалась примара и не сумел сдержать улыбки. – Кто это?

Передо мной, не доставая до колена, стояло странное существо, больше похожее на кролика, только с лицо игрушечной обезьянки. Существо стояла на задних ногах, а лапкой осторожно касалось моей ноги. Белая шерстка частично слиплась от жира и грязи, а голубые глазки испуганно смотрели на меня, словно я мог причинить существу вред. Однако таких мыслей у меня не было.

Помимо странного внешнего вида у обитателя кухни тем не менее была одежда. Небольшие черные башмачки, красная бандана, криво повязанная, что придавало существу забавный и нелепый вид, и совершенно не подходящий шипастый ошейник с номером на потускневшей бронзовой табличке.

– Привет, – я осторожно присел на корточки и протянул пушистику руку. Тот поначалу отпрянул, а потом недоверчиво потянул носом и все-таки приблизился. Девочки за моей спиной, затаив дыхание, внимательно наблюдали за происходящим. Существо сделало шажок и, взяв лапкой мой палец, лизнуло его. Язык у пушистика был сродни кошачьему: шершавый и почти сухой.

– Молчун… – протянула Фиалка, понизив голос до шепота. Я лишь мотнул головой и улыбнулся, когда пушистик открыл рот и наклонил голову, словно удивляясь увиденному.

– Не думаю, что он опасен, – обронил я, когда существо потерлось о пальцы щекой и издало переливчатое мурлыканье.

– Молчун…

– Да,