две работы с Мессалиной для специальных изданий сатир Ювенала, заказанных неоднозначным издателем Лайонелом Смитерсом. Первая, вероятно созданная около 1895 г., изображает императрицу на пути из дворца в бордель. Стоит ночь, она идет по регулярному саду; маленький кустик поникших цветов и многоярусный шестиугольный фонтан выделяются на непроглядной черноте фона. Ее низкорослый спутник, сгорбленный, с лицом, похожим на череп, смотрит на нас, но сама Мессалина не замечает зрителя – она шагает вперед, ее взгляд направлен к месту назначения, а рот выдает решительность. Бёрдслей изображает императрицу комично разряженной. Ее лиф в стиле рококо спущен, обнажая грудь, а капюшон черного плаща украшен перьями. На ней знаменитый светлый парик, но Бёрдслей сдвинул его назад так, что густые черные локоны выбиваются по сторонам лица императрицы, разоблачая искусственную природу ее белокурости.

Через несколько лет Бёрдслей создаст вторую иллюстрацию на ту же тему. На этот раз Мессалина одна и возвращается во дворец. Никаких украшений: на ней лишь тонкая сорочка, разодранная до пояса, ее темные волосы непокрыты и растрепаны. У нее явно выдалась бурная ночь, но выражение ее лица остается неизменным. Под глазами у нее мешки, но взгляд решительный, углы рта опущены вниз, кулак сжат – это разочарованная, даже мстительная женщина, которой не удалось достичь удовлетворения.

Примерно в то же время, когда Бёрдслей сделал этот второй рисунок, бельгийский поэт Иван Жилькен обратился к «неукрощенной Мессалине» в своем стихотворении 1897 г., иронически озаглавленном «Молитва».

Вы, вечная любовь, Вы, вечная жена,

Нелепая пожирательница, гнусная и торжественная,

Которая высасывает нашу жизнь и опустошает наш мозг

‹…›

И вашими лилейными зубами, упоенными жестокостью

‹…›

И вашими безумными ногтями, цветущими, как юные розы,

Терзайте искусно, с выверенными паузами

‹…›

Мои мышцы и мои нервы, всегда неудовлетворенные,

До тех пор, пока, о Мадонна, ваши слишком веселые губы

Не будут тщетно прижиматься к губам моих ран{574}.

Мессалина Жилькена – абсолютное воплощение femme fatale fin de siècle. Ненасытная, садистическая и вампирическая, она угрожает погубить художника – а возможно, и мужчину вообще. Однако при этом она позволяет поэту разыграть его собственную претенциозно декадентскую фантазию; он может заимствовать бодлеровский образ раны с губами, опровергать секс и смерть и признавать свое мазохистское влечение к разрушительному и макабрическому[119]. Эта Мессалина одновременно и муза, и убийца, но она остается на службе художника.

На одной из улиц, ведущих к Монмартру в Париже, стоит дом, расположенный немного в стороне от улицы. Комнаты на первом этаже уютно буржуазные, маленькие и обильно украшенные в стиле конца XIX в., но стоит подняться на второй этаж, как вы попадаете в просторную двухэтажную мастерскую художника. Это в прошлом мастерская, а ныне музей художника-символиста Гюстава Моро. Стены сплошь покрыты его картинами на библейские и мифологические сюжеты, и среди них висят два изображения Мессалины.

Первая картина, намного более завершенная, чем вторая, изображает Мессалину в борделе. В правой части композиции стоит кровать под балдахином, белые простыни смяты, красное покрывало соскользнуло на пол. Слева, под странным существом наподобие летучей мыши, спят две скорченные фигуры – то ли еще одна пара, то ли двое усталых любовников Мессалины. Над ними открывается вид из окна на императорский Рим с монументальными зданиями и конными статуями. Колонна, увенчанная скульптурой Ромула и Рема, выкармливаемых волчицей, подсвечена полной луной. Внутри пожилая женщина с полностью обнаженной грудью, но ее опущенная голова покрыта, а в руке она держит дымящийся факел. Она освещает комнату внутри борделя, но при этом может создаться впечатление, будто она поджигает город снаружи. На поясе у нее висят ножницы, и возможно, она камеристка Мессалины, но с той же вероятностью она может быть одной из мойр, прядущей нить жизни Мессалины и готовой обрезать ее в нужный момент.

На переднем плане находятся императрица и один из ее любовников. Мессалина стоит одной ногой на ступеньке, ведущей к постели, второй, согнутой в колене, опирается на матрас. Она обнажена, не считая узкой полоски белой ткани, которая неправдоподобно удачно пролегла между ее ног. Ее любовник, загорелый, мускулистый и голый по пояс, стоит на полу ниже ее. Он обнимает рукой ее за талию и откидывает голову назад, любуясь ею. Хотя одну руку императрица положила на его плечо, она как будто не замечает его. Вместо этого Мессалина отвернула от него украшенную замысловатой прической и диадемой голову, а вторую руку поднесла к подбородку, словно в раздумье вглядываясь в альков. Моро сделал свою императрицу похожей на статую: мы видим идеальный классический профиль и ровную кожу мраморной белизны. «Я представляю себе эту дочь императоров, – писал Моро своей матери, когда работал над этой картиной, – которая олицетворяет неудовлетворенное желание женщин вообще, но также и женскую извращенность, постоянно ищущую свою идею чувственности». Ее любовник, полный чувств, раскрасневшийся и отчаянный в своей страсти, несомненно, живой, но сама Мессалина, непостижимая, неутолимая и недосягаемая, на самом деле кажется уже мертвой.

В 1937 г. англо-индийская голливудская звезда Мерль Оберон вылетела через лобовое стекло автомобиля. Оберон находилась в Лондоне на съемках в роли Мессалины в эпической кинопостановке романа Роберта Грейвса «Я, Клавдий» – проекте, с которым и без того начинались проблемы. Оберон едва выжила в аварии, но было ясно, что пройдут месяцы, прежде чем она снова сможет работать. Постановка, и в особенности роль Мессалины, казались проклятыми; проект был остановлен и остался незавершенным.

Вместо этого осенью 1976 г., после почти сорокалетнего затишья, роман Грейвса был экранизирован в виде мини-сериала на Би-би-си. Сериал произвел фурор. Мой прадедушка, говорят, стыдливо выключал телевизор всякий раз, когда по экрану начинали ползти вступительные титры, но он, несомненно, был в меньшинстве. «Я, Клавдий» станет одним из самых просматриваемых сериалов Би-би-си всех времен, познакомив целое поколение с представлением (не то чтобы неточным) о династии Юлиев-Клавдиев как об одержимой сексом царствующей мафии. «"Я, Клавдий" становится все лучше и лучше, – гласила короткая заметка, опубликованная в телевизионном разделе The Sunday Telegraph 14 ноября 1976 г. – включайте телевизор пораньше, если не хотите пропустить оргию». Оргия явно не разочаровала: на следующее утро обозреватель The Telegraph оценил ее как «первую достойную оргию с начала сезона». Как раз в этих сценах мы впервые знакомимся с Мессалиной Грейвса. До сих пор мы встречали Мессалину в основном как символ или типаж. Она была жертвой женской слабости и эмблемой ее разрушительной силы, но редко представала человечной. Положение отчасти изменилось с публикацией романов Роберта Грейвса «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий и его жена Мессалина». Представляя текст как автобиографию, написанную самим императором, Грейвс вызывает у нас ощущение, что между нами и людьми, ходившими по форумам, нет столь уж принципиальных различий. Они разделяли, по его мнению, наши слабости, наши предрассудки, наши желания и наши эмоции.

Впервые в сериале «Я, Клавдий» Мессалина появляется в качестве пятнадцатилетней жертвы сексуального насилия. Калигула забрал ее из отцовского дома во дворец, где заставляет позировать обнаженной перед гостями во время театрализованного представления. После окончания шоу Калигула обсуждает ее красоту и девственность. Он признается, что сам подумывал изнасиловать ее, но после встречи с Цезонией утратил вкус к юным девочкам, поэтому предлагает Клавдию развестись с женой и жениться на Мессалине.

Клавдий признает, что первоначальная привязанность к нему молодой жены во многом объясняется облегчением оттого, что ей удалось спастись от Калигулы. Через два месяца брака она беременеет. «Когда не очень умный, не очень привлекательный пятидесятилетний мужчина, – замечает Клавдий, оглядываясь назад в конце первой книги, – влюбляется в очень привлекательную и очень умную пятнадцатилетнюю девушку, ничего хорошего ему это обычно не сулит»{575}.

Это предсказание сбудется во второй книге «Божественный Клавдий и его жена Мессалина». Клавдий предоставляет нам привилегированный доступ в императорскую спальню, и мы в режиме реального времени наблюдаем, как Мессалина завоевывает его доверие и использует его в собственных целях. У Грейвса Мессалина становится незаменимой