* * *

Мы шагали по болоту, кругом росли папоротники и жухлые деревца. Иван ел спиралевидное печенье из пластиковой упаковки.

– Ты точно не хочешь печенье? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответила я.

Навстречу попался бродячий пес. Его косматый энергичный хвост напомнил мне пальмовую ветвь у египетской рабыни в одном фильме – в ускоренном темпе.

– Похоже, прикольный пес, – сказал Иван. Он держал пакет с печеньем на вытянутой руке над головой пса. Тот плясал на задних лапах и поскуливал.

– Тебе не нравится, когда дразнят собак, – заметил Иван, глядя на меня. Он бросил одну печенину. Пес ее моментально схватил. Иван пытался что-то выудить из кармана. – Подержи секундочку, – попросил он, протягивая пакет. Стоило мне взять пакет, как прикольный пес тут же прыгнул на меня, царапая лапами платье.

Держа пакет как можно дальше от туловища, я бросила печенину на пару метров. Пес ринулся за ней.

– Ох! – с досадой воскликнул Иван. Я, было, решила, что он расстроен моими тратами печенья на собаку. Но, опустив голову, поняла, что платье у меня вымазано грязью. – Извини, – сказал Иван.

– Ничего, – ответила я. – Это отстирывается.

Иван, насупившись, смотрел в землю, потом поднял взгляд.

– Понимаешь, я не нарочно.

– В смысле?

– Я не нарочно дал тебе печенье.

Боль сдавила грудь. Мне бы в голову никогда не пришло, что он мог сделать это нарочно.

– Ты лучше его сними, – сказал он. – Платье.

– Снять?

– Я дома постираю. В деревне стиральной машины может не оказаться. Завтра верну.

– Да нет, правда, необязательно.

– Это меньшее, что я могу сделать. В любом случае, твои вещи – в машине, ты можешь переодеться.

Мы повернули назад. Пес пошел за нами. Иван доел печенье, запихнул пустую упаковку в пакет и занес ногу как бы для пинка. Пес убежал.

Иван открыл багажник, потом обогнул машину и встал спиной, облокотившись на крышку капота. Я открыла чемодан. Все мои вещи лежали на месте, как я уложила их в Париже. Я сняла сандалии и натянула под платье джинсы. Потом вынула футболку и как можно быстрее переоделась.

– Ну как, уже пристойно? – спросил Иван.

– Не знаю.

Он вручил мне пластиковый пакет для грязного платья. Мне хотелось бросить платье в реку, но я его скомкала и сунула в пакет.

– Завтра верну, – сказал Иван.

Мы снова пошагали через болото и вышли на край мокрого пляжа, где компания парней и девушек играла в волейбол. Иван что-то выкрикнул. Игроки помахали руками, один подошел к нам. Жилистый и ангелоподобный, с ярко-синими глазами, он был в белых шортах и заляпанной белой рубашке.

– Имре, ты знаком с Селин? – спросил Иван.

– Нет, – ответил Имре, глядя на меня ярко-синими глазами. – Но думаю, что знаю о ней всё.

Имре сказал Ивану что-то по-венгерски, Иван что-то ответил.

– Значит, – обратился ко мне Имре, – ты приехала в гости.

– Да, – сказала я.

– Надолго?

– Пять недель.

– Пять недель?

– Не в Будапеште. Это программа – учить английскому в деревнях.

– То есть ты в программе Питера? Ты когда-нибудь бывала в венгерской деревне?

– Нет.

– Там будет куча овец. Как тебе овцы?

Я пожала плечами.

– Нормально.

– Но мне следовало спросить – как тебе пастухи? Ведь цель программы – учить английскому пастухов. Тебе нравятся пастухи? Ты когда-нибудь преподавала английский пастухам? А?

Я подумала, что если не отвечу, то он прекратит эти вопросы.

– Ты когда-нибудь преподавала английский пастухам? – продолжал он настаивать.

– Нет, для меня всё – впервые, – ответила я. Девушка с черными кудрявыми волосами что-то крикнула Имре, и он вернулся к игре.

– Любишь волейбол? – спросил Иван.

– Нет, – сказала я. – Но ты можешь играть, у меня есть книжка.

– Нет, я тоже волейбол не очень люблю, – Иван сел на землю, положив рядом рубашку с длинными рукавами, которую он нес с собой. Я тоже села, машинально подняв рубашку. Грунт был влажный. Я поняла, что мне, скорее всего, полагалось сесть на рубашку. Я помнила эту рубашку по Гарварду – мягкая, темно-бордовая. Я взяла ее в руки, и мы стали смотреть на игру. Имре прыжком бросился на песок, но мяч полетел не в том направлении и чуть не упал в воду.

– Какого черта он делает? – сказал Иван.

– Не знаю, – произнесла я.

Он рассмеялся.

– Слушай, а не хочешь пробежаться вдоль реки?

– Что?

– Мы можем пробежаться вдоль реки. Как ты бегала на Сене.

– А. Нет, всё нормально.

– Может, тогда прогуляемся?

Мы встали. Я отдала ему рубашку и тут же пожалела. Ведь я могла подержать ее еще немного.

Мы прошли до какого-то пирса. Иван рассказал о школьном приятеле, тот интересовался неолитическими пещерами и собирал камни, но однажды выяснилось, что часть коллекции радиоактивна, и родители заставили всё выкинуть. Другой приятель увлекался скубой и однажды плавал в Финляндии к затонувшему кораблю викингов. Накануне того дня, когда археологи-подводники должны были составлять реестр, он подбросил туда статую какого-то венгерского гимнаста, и статую в реестр включили. Еще Иван поведал какую-то историю про таксидермический шкаф у них в школе.

Я чувствовала, что тоже должна говорить, и рассказала, как наш биолог однажды на уроке, чтобы меня разбудить, залепил мне по голове дохлой морской миногой.

– Чем залепил?

– Морской миногой.

– А что это?

– Типа угрей. Плавают против течения, как лососи.

– Ясно, – произнес Иван.

Ладно, зоологии на сегодня хватит.

– Все говорят, что Париж – дорогой город, – сказал Иван. – Мне так не показалось. А тебе?

– Наверное, тоже нет.

– Вино дешевое, хлеб дешевый. Сыр дешевый.

– Хлеб дешевый, – согласилась я. Вино и сыр мне покупать не довелось. – Мы однажды купили кумкваты по акции.

– Кстати о сыре: как-то раз мы вздремнули на лавке, и у нас сперли футляр от фотоаппарата… – Иван закашлял.

– Боже мой, – сказала я.

– …Но внутри, – продолжил он, и я поняла, что это был не кашель, а нарождающийся смех, – лежал всего лишь сыр! Ха!

– Да, – сказала я. – Забавно.