– Его дверь вскрыть легко? – спросила я у Вовы. – Она вообще была открыта или закрыта?

– Сейчас есть такие специалисты… – закатил глаза Вова.

– Была закрыта только на замки, – вставил Туляк. – Не на задвижку.

– А он всегда закрывал на задвижку, – заявил Вова. – То есть, скорее всего, закрывали снаружи.

– Мы считаем, что у тех, кто привез тело Анзора, были ключи от квартиры, – сказал Туляк, глядя на меня. – Нет никаких следов взлома. Поэтому сейчас ребята и разговаривают с твоей подругой.

Я стала судорожно вспоминать, не теряла ли Тамарка ключи и где она могла их оставить, чтобы с них сняли слепки. О чем и сказала мужчинам. Мне ответили, что Тамаркины ключи от квартиры Игоря ею были незамедлительно представлены, и она совершенно не представляет, кто мог бы ими воспользоваться без ее ведома.

Ключи самого Игоря нашли у него дома.

Больше ключей не было. Если, конечно, их кто-то не изготовил.

– Пока он сидел, времени было предостаточно, – заметила я.

– С его связки изготовить не могли, она же была при нем во время ареста, и ее изъяли, – заметил Туляк.

Я спросила, что господа хотят от меня. По-моему, следовало ждать, когда очнется Игорь, и разговаривать непосредственно с ним. Кто еще может дать ответы на их вопросы? Вова тут же заметил, что рассказать про появление Анзора в его квартире Игорь, скорее всего, не сможет. Капитан Туляк извлек из своей сумки два каких-то списка и протянул их мне.

– Что это?

– Поступившие с отравлениями и поступившие в морги. На пять часов вечера. Прогляди. Может, узнаешь кого-то.

Мои усилия оказались напрасными. Я не знала никого и высказала предположение, что если человек, пивший водку, знал, что она отравлена, то вполне мог, только выйдя из квартиры Игоря, отправиться на промывание желудка.

Вова хмыкнул и спросил:

– Ты понимаешь, что это обычный самопал, разлитый где-то в подвале? Навряд ли отравление было специальным. Скорее всего, хотели, чтобы Игорь покрепче заснул. И побыстрее. Чтобы не слышал, как в квартиру вносят тело. Ну или чтоб реакции его замедлились. Открыли дверь своим ключом, положили труп, сунули пистолет в тумбочку – и ушли. Это вполне можно было провернуть. А дальше разбирайся сам, дорогой. Даже если бы Игорь проснулся, что он успел бы сделать? Вскочил с постели, вышел в коридор, а незваных гостей и след простыл. И Анзор лежит, остывающий. Картина.

– Баба звонила в восемь утра, – добавил Туляк. – Как раз Игорь встал бы. Ну или проснулся. И тут приезжаем мы. Все продумано до мелочей.

То есть кто-то снова решил упечь Казанского за решетку? Вот только кто? Кто был в доме Абрашидзе, когда я сидела там в подземном этаже? Кто взял в пленники Анзора? Где его держали? Почему убили именно сейчас? Кто стрелял в меня? И где мой свекор Артем Александрович?

– Что теперь? – спросила я мужчин, переводя взгляд с одного на другого.

Мужчины пожали плечами. Они надеялись, что я смогу узнать хоть кого-нибудь из представленных мне списков. Возможно, кто-то договаривался с Игорем о встрече, пока я находилась в его квартире? Может, слышала какой-то разговор? Или Игорь при мне что-то упомянул?

– С какой стати? – ответила я, глядя на Вову.

Он пожал плечами.

У меня мелькнула мысль насчет «паленой» водки, и я поинтересовалась, ходили ли оперативники по ближайшим к дому Казанского магазинам, проверяли ли, была ли там такая партия? Ходили и проверяли, ответили мне. Не было. А искать по всему городу – умаешься.

Теперь нужно ждать одного – когда очнется Игорь. Но когда это будет – неизвестно.

– Ты пока остаешься на работе? – спросили у меня, поднимаясь.

Я кивнула. Господа попросили звонить им незамедлительно, если мне вдруг что-то придет в голову, а также если вдруг со мною свяжется кто-то, кто может дать хоть какую-то нить к расследованию.

Я обещала. Вова с Толей откланялись и покинули мой кабинет.

Санкт-Петербург. 16 апреля, пятница

Я давно уже отпустила секретаршу и продолжала работать, совсем забыв о времени. В чувство меня привел телефонный звонок – по городскому номеру, который обычно идет через Светку, но сейчас был переключен на прямую связь со мной.

«Неужели опять с угрозами?» – мелькнула мысль, но трубку я все-таки взяла.

– Катя! – прорыдала в трубку подруга Ленка. – Катя, мне так плохо!

Первым желанием было послать Ленку по известному адресу, причем в подробностях описать ей, что там делать. Но Ленка, как обычно, не давала мне вставить ни слова. Она рыдала и рассказывала о том, как ей плохо. Правда, извиниться передо мной за два последних «концерта» не удосужилась.

Судя по Ленкиным причитаниям, она страдала от неразделенной любви к Игорюне, оттого, что ее вообще никто не любит, к тому же она еще и заболела, у нее страшная слабость, и она сейчас со мной разговаривает лежа, с трудом произнося слова. Насчет труда я могла бы поспорить, но сдержалась, вместо этого поинтересовавшись, чем же таким Леночка больна.

– Ты всегда издеваешься! – рявкнула подружка в трубку. – Тебе ничего нельзя сказать! Ты все исковеркаешь и опошлишь! Я, если хочешь знать, прошлой ночью чуть не умерла! Я с унитазом чуть ли не до утра обнималась!

– Чего? – ошалело спросила я, а Ленка тем временем продолжала мне в мельчайших подробностях описывать весь процесс. При обычных обстоятельствах я за такие детали отослала бы ее еще дальше, чем вначале, и просто повесила бы трубку, но в эти минуты у меня в голове пролетали всякие интересные мысли.

В результате я поинтересовалась, где сейчас находится Ленка.

– Где? Где?! – заорала она. – Дома, конечно! Я лежу! Мне плохо! Я чуть не умерла! Ты понимаешь это?

Я предложила заехать навестить болящую. Она тут же соизволила заметить, что во мне наконец заговорила совесть. Я не стала уточнять, что намерена к ней наведаться совсем из других соображений, подумала, не прихватить ли с собой Вову или капитана Туляка, потом от этой идеи отказалась, решив, что с глазу на глаз Ленка мне выложит гораздо больше. А там посмотрим.

Я быстро свернула все дела, собралась, прыгнула в «БМВ» и помчалась к Ленкиному дому, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида на предмет преследователей. Но вроде бы никто за мной не ехал.

Ленка в самом деле лежала на своем любимом диване и выглядела осунувшейся. Ее мать, открывшая мне дверь, тут же стала мне живописать, как Леночке всю ночь было худо, она ее откачивала, позвонила в «Скорую», там, сволочи, услышав, что уже сами сделали промывание желудка, сказали, что могут приехать только часа через два, а если больной хотят вызвать врача, то могут звонить в платную, чего Ленка с матерью делать, естественно, не стали.