Бенедикт откровенно издевался над ним, и Пол чувствовал, чтос каждой секундой остатки его самообладания бесследно улетучиваются.

— Потому что в отличие от вас я принимаю свою долю вины зато, что произошло в Мехико. И понимаю, какую боль причинил Джулии. Именнопоэтому я стараюсь исправить хотя бы то, что еще можно исправить. — Пол открылдипломат и достал оттуда большой незапечатанный конверт. — И еще, — добавил он,протягивая его Заку, — меня оно тревожит потому, что я люблю ее.

Так как Бенедикт упорно игнорировал и конверт, и протянутуюруку Пола, тому пришлось положить конверт на стол и выслушать очередноеиздевательское замечание.

— А вы знаете, — насмешливо процедил Зак, — ваше последнеезаявление меня нисколько не удивило.

— В таком случае вы, судя по всему, — ясновидящий, — неостался в долгу Пол. — Оставляю вам то, что принес, — две видеозаписи и письмо.И я не рассчитывал, что мне поверят на слово. Но, может быть, своим глазам вывсе-таки поверите? И после этого вы просто обязаны сделать хоть что-нибудь,чтобы облегчить ее страдания.

— И как вы думаете, во сколько она их оценит? — насмешливопоинтересовался Зак. — В миллион долларов? В два миллиона? Или, может быть,сумму придется удвоить, так как вы тоже рассчитываете на свою долю?

Опершись руками о стол и пытаясь хоть как-то сдержаться, Полнаклонился вперед и заговорил, отчеканивая каждое слово:

— Лучше бы я позволил мексиканцам делать с ??обой все, чтоугодно. Тогда, может быть, ты бы и не добрался до границы с Техасом, ковсеобщей радости.

— В самом деле? Почему же ты им этого не позволил?

— Потому что, — ответил Пол, выпрямляясь и вкладывая в своислова все презрение, на которое был способен, — Джулия заставила меняпообещать, что я никому не позволю причинить тебе вреда. Единственное, в чемона солгала тебе, — это в том, что беременна. И то лишь потому, что иначе ты быне разрешил ей приехать. Наверное, у нее было временное помрачение рассудка,если она думала, что влюблена в такого бессердечного, высокомерного мерзавца,как ты.

Последние слова Пола смогли пробить брешь даже в, казалосьбы, непробиваемой броне самообладания Зака, и тот угрожающе приподнялся вкресле. Пол, уже давно ждавший повода, чтобы съездить по этой высокомернойроже, обрадовался.

— Ну давай! — провоцировал он противника. — Давай, мистеркинозвезда! Пожалуйста, прошу тебя, ударь первым. Это наконец-то развяжет мнеруки.

— Хватит! — решительно вмешался Мэтт, мертвой хваткойвцепившись в Зака. — Мистер Ричардсон, по-моему, ваши пять минут уже истекли.О'Хара! Проводите гостя.

О'Хара появился в дверях с такой скоростью, что невольновозникала мысль о том, что он подслушивал. И не зря.

— Черт побери, а я уже было подумал, что сейчас начнетсясамое интересное, — прокомментировал он ситуацию, взглянув на Ричардсона снеким подобием уважения. — Мне никогда не доводилось встречаться с кем-то извашей братии, кто готов был бы доказать свою правоту на деле, как положеномужчине, а не прикрываться формой или значком. Пойдемте, я провожу вас домашины.

— Думаю, что мы уже можем идти, — сказал Мэтт, просто чтобычто-нибудь сказать.

— А я думаю, — решительно возразила Мередит, — что мы должныподождать, пока Зак не посмотрит то, что ему принес Ричардсон. — С этимисловами она повернулась к Заку и серьезно сказала:

— От себя же хочу добавить лишь то, что, по моему глубокомуубеждению, Джулия действительно очень любит тебя. И я верю всему, что рассказалнам Ричардсон.

— В таком случае, — с убийственным сарказмом ответил Зак, —тебе лучше взять то, «что принес Ричардсон», с собой и посмотреть на досуге.После этого можешь отправить все эти «свидетельства»в ближайший камин.

Лицо Мэтта побелело от гнева.

— Даю тебе ровно пять секунд, чтобы извиниться перед моейженой.

— Мне хватит и двух, — тотчас же отреагировал Зак. Взяв рукуМередит в свою, он сухо улыбнулся. — Прошу прощения. Я был непозволительногруб.

— Ну не так уж непозволительно, — широко улыбнулась Мередит,пытаясь хоть как-то снять напряжение. — И я, кстати, с удовольствиемвоспользуюсь твоим предложением. Я возьму этот конверт с собой, если ты,конечно, не возражаешь.

— Так как твой муж все еще продолжает размышлять над тем,съездить мне по уху или нет, — сухо ответил Зак, — я думаю, что будет лучше,если я не стану в очередной раз испытывать судьбу, пытаясь тебе в этомпрепятствовать.

— Очень благоразумно с твоей стороны, — рассмеялась Мередити, взяв со стола конверт, повернулась к Мэтту. — А ведь было время, когда тыприходил в бешенство при одном только упоминании моего имени, — мягко напомнилаона, пытаясь таким образом тактично разрядить обстановку.

Напряженное лицо Мэтта немного расслабилось.

— Неужели я когда-то был таким же ослом, как сейчас Зак? —улыбаясь, поинтересовался он.

— Если ты обязательно решил поссорить меня с кем-то из вас,то лучшего вопроса ты бы задать просто не мог.

Мэтт обнял жену и, любовно взъерошив ей волосы, повел квыходу из библиотеки. У самой двери Мередит еще раз оглянулась и сказала:

— Увидимся позже, после того как мы переоденемся к ужину.

— Буду с нетерпением ждать этого момента, — галантно ответилЗак, глядя вслед удаляющейся чете Фаррелов и невольно восхищаясь той близостьюи взаимопониманием, которые существовали между его старым другом и тойзамечательной женщиной, которая стала ему достойной женой. А ведь еще совсемнедавно ему казалось, что Джулия и он могли бы… Разозлившись на самого себя зато, что позволил даже мысли об этой женщине осквернить свой мозг, Зак подошел кокну и резким движением раздвинул шторы. Он не знал, что вызывает у негобольшее омерзение — ее предательство или его собственное легковерие. В тридцатьпять лет позволить одурачить себя настолько, чтобы писать идиотские любовныеписьма и млеть при одном взгляде на ее фотографию! А чего стоила эта идиотскаяпоездка к лучшему ювелиру, которого он смог найти в Южной Америке! Он рисковалсвоей шкурой ради того, чтобы купить этой лицемерной женщине обручальное кольцополучше. Мысль об этом была гораздо мучительнее для его гордости, чемвоспоминания о том, как его поставили на колени и избивали мексиканскиефедералы под чутким руководством этой скотины Хэдли. Не говоря уже о том, чтопосле того репортажа из Мехико любому более-менее сообразительному человекустало совершенно понятно, что единственная причина, по которой все этопроизошло, заключается в том, что он до полного умопомрачения влюбился в никомуне известную провинциальную школьную учительницу, которой без всякого трудаудалось обвести его вокруг пальца.