очень недобрым. Видимо по прошествии времени ложь Щагра всё же начала понемногу вылазить на свет. Когда того бросили в тюрьму, его дети опять же не получили ничего и даже наоборот потеряли последнее: не знаю уж каким образом, но их мачеха умудрилась забрать их старый дом, а их попросту выгнать. В итоге дети поселились здесь, на самом краю деревни, в одной из ветхих брошенных лачуг.

Учитель мне говорил как-то, что любой, кто занимается тёмной магией, однажды приходит к грани. Убийство любого существа ради силы – вот та опасная черта, которую нельзя пересекать. Сперва в деревне начали бы пропадать собаки и кошки, затем козы и лошади и, наконец, люди. Логично предположить, что мачеха девочки и стала бы первой, кто бы вдруг внезапно исчез. Однако шанс того, что дочь Щагра похожа на своего отца тоже был. В этом случае можно было не ждать, что она так глупо подставится. Да и окраина деревни не такое уж и плохое место для тёмного мага в конце концов: пришлых бродяг и бедняков-пьяниц, которые здесь живут, никто считать и искать особо не станет. Мне хотелось верить, что я ошибаюсь, но это тоже был факт, и его нельзя было просто игнорировать.

Всего одно незаметное убийство человека или даже животного и дочь Щагра уже не остановилась бы. Если же она настолько умело прятала следы, то кто знал на что она могла оказаться способна. Следующим психологическим барьером стало бы убийство детей, а затем и вовсе младенцев, при этом её возраст, то что она сама всё ещё ребёнок, могло лишь навредить. Опасность в том, что у дочери Щагра не было бы того раскаяния, которое обязательно испытал бы взрослый, она вообще могла начать мстить другим детям лишь за то, что они «слишком счастливо» живут.

Я ни разу не слышал, чтобы тёмный маг смог одуматься и отказаться от своей магии. Больше всего это напоминало людей, которые оказались во власти какого-то дурмана. Их действия тоже иной раз становились нелогичны, а то и просто безумны: они могли мучить и пытать одного ребёнка и этой силой делать чудеса для остальных. Крайне редко, но некоторые из них ломали свои посохи и сами приходили к Светлячкам. При этом они не пытались избежать наказания, а наоборот словно жаждали его. Как будто это и впрямь могло уже что-то исправить.

Я остановился в паре-тройке домов от нужного мне и сделал вид, что просто слегка притомился. Неподалёку, впереди, возле какой-то лачуги, стояла довольно большая компания девушек и парней. Одеты они были все довольно неплохо, а некоторые даже слишком на мой взгляд ярко и броско. Судя по всему большинство из них были из зажиточных, а то и откровенно богатых, семей. В нашей стране таких детей иногда ещё называли «золотыми», хотя на мой взгляд это и оскорбляло этот благородный металл.

В воздухе даже с такого расстояния чувствовался запах вина и дорогих благовоний. Парни шумно переговаривались, а девушки делано и натужно смеялись над их глупыми шутками. Происходящее меня в общем-то бы и не касалось, если бы не одно «но»: дом детей Щагра был слишком уж близко к тому, возле которого они стояли. Да и на деревенского из этой компании явно никто не тянул. В общем пока мне было неясно, что они вообще здесь делают.

Я опёрся на свой посох-трость и решил ещё немного тут постоять. С моей текущей тучной внешностью в такую жару это вряд ли бы вызвало подозрения.

Один из парней подошёл к забору лачуги, занёс руку, чтобы постучать, но затем остановился.

– Дед, выходи! Выходи, дед!

Он несколько раз пнул ногой по забору, покачнулся вместе с ним и засмеялся. Большинство девушек тут же подхватили его смех и начали всячески кривляться и тоже шатать забор.

Дверь лачуги скрипнула, и на крыльцо вышел худощавый старик с взъерошенными и белыми, как снег, волосами. Он непонимающе осмотрел компанию и рваными шаркающими шагами двинулся к ним. Некоторые парни словно только этого и ждали и тут же стали его передразнивать. Парень, который позвал старика, кстати, судя по всему был всё же из местных: одет он был попроще остальных, да и вёл себя как-то слегка по-хозяйски, что ли. Едва старик вышел из калитки, как он сразу шагнул к нему.

– Сыграй нам, дед, покажи им, что можешь.

Парень обвёл глазами остальных и загадочно им подмигнул. На лицах многих из компании отразилось откровенное раздражение и скука, не знаю уж, что они ожидали увидеть, но этот старик их явно разочаровал.

Местный парень заметно занервничал, повернулся к старику и зачем-то изобразил игру на дудке, тот неуверенно улыбнулся беззубым ртом и быстро, опять как-то рвано, кивнул. Теперь я был уже точно уверен, что парня этого он знает. Родством это, конечно, быть не могло, но всё же старик смотрел на него тепло, как на внука.

Дед прислонился спиной к забору, достал из-за пазухи дудку и медленно поднёс её к губам. Его худые, сухие, морщинистые, руки при этом слегка дрожали, но в глубине полуслепых глаз была гордость, видимо ему нечасто выпадало поиграть для такого количества людей.

Первый же звук рассёк жаркий летний воздух, словно острый нож. Он был поразительно чистым, высоким, прозрачным и громким. Больше всего это было похоже на крик хищной горной птицы. Не знаю, кем был этот человек, но он явно не терпел полутонов.

Я вдруг ощутил внутри себя какую-то свободу. Эта музыка изменила что-то во мне, словно горная лавина смела все барьеры и границы. Ещё никогда я не чувствовал своё Слово Силы, Огонь в своей душе, таким ярким и близким.

Музыка рассказывала о борьбе, преодолении, войне с природой и самим собой. Старик-музыкант закрыл глаза и больше, казалось, никого не видел и не слышал.

Горная птица хлопала крыльями, кричала, взлетала всё выше и уносила с собой всех нас. Внизу оставались снежные горы, облака и люди со своей неуёмной суетой. Я знал, что цель этой птицы Солнце, я просто чувствовал это и всё.

Моё время уходило, но я не мог заставить себя двинуться с места. Этот старик не был магом, но для меня он несомненно им был. То, что он делал, было для меня недостижимо. Заклинанием можно лишь воспроизвести мелодию, но не сотворить. В его игре было то, до чего я никак не мог дотянуться: в ней была жизнь.

Я стоял и растерянно изучал лица парней и девушек компании.