— Мы можем посмотреть запись? — спросила Коннел.

Один из полицейских взглянул на Лукаса и пожал плечами.

— Как дела, шеф?

— Нормально. Что у нас?

— Мистер Хейнс снял нападение на видеокамеру, — ответил немолодой полицейский, показывая карандашом на человека в халате.

— Не думаю, что у меня получилось, — сказал мужчина. — Было слишком мало времени.

Молодой полицейский нажал на кнопку видеомагнитофона. Появилось изображение. Оно оказалось четким и стабильным: яркий свет сиял в окне, внизу две пары ног двигались в каком-то странном танце.

Все молча стояли и смотрели, но видны были только ноги, да и они исчезли через несколько секунд.

— Если мы отвезем пленку в центр, то сможем установить рост этого типа, — сказал Лукас.

Мужчина в халате печально посмотрел на них — так выглядит ищейка, потерявшая след.

— Я сожалею, — пробормотал он.

— Дело в том, что свет почти полностью отражается обратно в объектив, — попытался объяснить немолодой полицейский. — Поэтому нам ничего не видно.

— Я был в таком ужасе…

Они вышли в коридор.

— А где гарантия, что на фотографиях что-то получилось? — спросил Лукас.

— Женщина вышла на террасу и сделала снимок, — сказала Коннел. — У нее за спиной не было освещенного окна… На Мидуэй-стрит есть одно место, где даже ночью можно за час проявить пленку.

— А не лучше ли…

Она покачала головой.

— Нет. Мне сказали, что автоматизированный процесс является самым надежным для такой пленки. Результат будет одинаковым.

— Ты посмотрела на женщину, которую он убил? — спросил Лукас.

— Я видела больше, чем требовалось, — ответила Меган и взглянула на Лукаса. — Он сошел с ума. Начинал как ловкий осторожный убийца, тщательно заметал следы. А сейчас превратился в Джека Потрошителя.

— Ты сама-то как?

— Я давно сошла с ума, — ответила Коннел.

— Я имел в виду, ты держишься?

— Да, держусь.

Оператор лаборатории срочной проявки сразу согласился помочь и сказал, что готов остановить всю работу и выдать им фотографии через пятнадцать минут. Бесплатно.

— А пленка может пострадать? — спросил Лукас.

Оператор, костлявый студент колледжа в футболке с логотипом рок-группы «Stone Temple Pilots», пожал плечами.

— Один шанс из тысячи или даже меньше. Лучшего соотношения вы не найдете.

Лукас отдал ему пленку.

— Ну тогда за дело.

Через семнадцать минут юноша сказал:

— Проблема в том, что снимок пытались сделать с расстояния в сто пятьдесят или двести футов, ночью, со слабой вспышкой, рассчитанной на то, чтобы осветить лицо на расстоянии в десять футов.

— Проклятье, тут ничего нет! — вскричала Коннел, вне себя от досады.

— Вот именно, — с негодованием ответил юноша, вглядываясь в одну из почти черных фотографий.

Посередине виднелось желтое пятно, возможно уличный фонарь, который частично освещал нечто похожее на крышу грузовичка.

— Так всегда получается, когда делаешь снимки в темноте паршивой мыльницей.

На фотографиях было что-то запечатлено, но они не смогли разобрать что. Лишь какие-то пятна — изображение места, где убили молодую женщину.

— Поверить не могу, — сказала Коннел и без сил опустилась на сиденье автомобиля.

Она явно плохо себя чувствовала.

— Я никогда особенно не рассчитывал на свидетелей и снимки, сделанные на месте преступления, — ответил Лукас.

Они проехали три квартала, когда Меган неожиданно попросила:

— Останови здесь. Прямо сейчас, на углу.

— Что такое? — спросил Лукас, нажимая на тормоз.

Коннел вышла из машины, и ее стошнило. Лукас бросился к ней. Она виновато посмотрела на него и попыталась улыбнуться.

— Мне становится хуже. Нам нужно торопиться, Лукас.

— Наверху мечут громы и молнии, — сказала Рукс.

Она зажгла сразу две сигареты, одна лежала на подоконнике, и дымок медленно поднимался вверх.

— Мы возьмем его, — ответил Лукас. — Мы по-прежнему наблюдаем за квартирой Сары Иенсен. Существует большая вероятность, что он снова там появится.

— На этой неделе, — потребовала Рукс. — Вы должны его взять на этой неделе.

— Очень скоро, — сказал Лукас.

— Ты обещаешь?

— Нет.

Лукас потратил день на изучение привычек Элоизы Миллер, читал документы, звонил полицейским. Тем же самым занимались Коннел и Грив. Начали поступать результаты допросов свидетелей. Убийца был крупным и очень сильным мужчиной — он обращался с женщиной как с тряпичной куклой.

Всего у них нашлось три очевидца. Один сообщил, что убийца был с бородой, двое других утверждали, что бороды они не видели. Двое говорили, что он был в шляпе, третий — что у него черные волосы. Все сошлись на том, что он уехал в грузовичке, впрочем, не смогли сказать, какого он цвета. Что-то с белым. А улица оказалась слишком чистой, и получить отпечатки шин не удалось — не говоря уже о том, что по ним проехали полицейские машины и «скорая».

Были получены результаты вскрытия. Ничего нового. Источника ДНК нет. Никаких отпечатков. Полицейские решили продолжать поиски волос.

В четыре часа Лукас сдался, отправился домой и лег спать. Уэзер вернулась в шесть.

В семь они лежали рядом на простынях, и пот высыхал на их коже. Из приоткрытого на пару дюймов окна доносились далекие голоса и шум машин.

Уэзер приподнялась на локте.

— Я поражаюсь твоей способности отделять себя от того, чем ты занимаешься, — сказала она и нарисовала пальцем круг на его груди. — Если бы я решала подобную задачу, то не могла бы думать ни о чем другом. И у меня бы ничего не получилось в постели.

— Ожидание является частью работы, — пояснил Лукас. — Так было всегда. Нельзя съесть пирог, пока он не испекся.

— Но пока ты ждешь, убивают людей, — сказала Уэзер.

— Люди умирают постоянно, по самым разным причинам, — ответил Лукас. — Когда мы бегали по лесам прошлой зимой, я просил тебя остаться дома. Ты отказалась, и поэтому я жив. Если бы тебя там не было…

Он коснулся шрама на горле.

— Но это не одно и то же, — возразила Уэзер и провела кончиком пальца по шраму. Большую его часть она зашивала сама. — Люди умирают из-за неудачного стечения обстоятельств. Одна машина врезается в другую, и кто-то гибнет. Если бы водитель одной из них задержался на пять секунд на последнем светофоре, все остались бы целы. Такова жизнь. Везение. Но то, что делаешь ты… Кто-то может пострадать из-за того, что тебе не удается отыскать ответ. Или, как прошлой зимой, когда ты нашел разгадку задачи, не имеющей решения, и спас людей.