Русская Армия откатывалась к переправам. Перемешавшись, отходили конные и пехотные части, катились броневики, отбиваясь огнем от наседавшей красной конницы. Горели подбитые английские танки. Картина, представшая глазам командующего 2-й армией генерала Драценко, потрясла командующего корпусом. Он отдал приказ об отходе всех частей на левый берег Днепра. Врангель, получивший известие о провале Заднепровской операции, приказал генералу Витковскому атаковать Каховский плацдарм. Атака Витковского захлебнулась, большая часть его отряда танков была подбита и застряла в заграждениях. Не помогло Витковскому и использование авиации Ткачева. «Данные воздушной разведки об очищении каховского плацдарма оказались ошибочными», — вынужденно констатировал Врангель, сразу же обвинив генерала Драценко в неумелом командовании 2-й армией. «Последний с исключительным гражданским мужеством и подкупающей честностью сам признал это, прося освободить его от должности командующего армией. Заместителем ему я наметил генерала Абрамова, приказав, впредь до его прибытия, в командование вступить командиру 3-го корпуса генералу Скалону»[229]. В отступлении за Днепр был смертельно ранен и поручик Кирасирского Его Величества полка Юрий Леонидович Собинов, сын известного русского певца Леонида Собинова. Уже раненного его втащила в санитарную повозку сестра милосердия княжна Зоя Оболенская, получившая сабельный удар догнавшим повозку большевистским кавалеристом… Другая сестра милосердия, Клавдия Ивановна Оганец-Ободовская, была зарублена подскакавшими красными кавалеристами прямо на поле, где она подбирала брошенные пики для того, чтобы захватить их для плохо вооруженных кирасир.

Чтобы не позволить Врангелю снять с фронта подразделения Донского корпуса для усиления сил Витковского или в помощь отходящим за Днепр марковцам и корниловцам, Фрунзе направил в рейд по тылам Русской Армии 5-ю кавалерийскую дивизию. Она прошлась от Бердянска до Б. Токмака, напав на гарнизон в селе Астраханка, взорвала около десятка вагонов на станции Б. Токмак и атаковала поезд Донского атамана Богаевского: «Он едва был не захвачен в плен и вынужден был бежать со своим адъютантом»[230]. На рассвете, преследуемая белой авиацией, 5-я кавалерийская дивизия красных поспешно отошла к своим.

12 (28 сентября) октября 1920 года Польша, на которую Врангель возлагал определенные надежды в отношении создания III Русской армии, под нажимом стран Антанты, как это стало ясно из комментария польского военного представителя на Юге России князя B. C. Любомирского, заключила мир с большевиками. Списочная численность Красной армии на тот момент составила 5 миллионов человек. Высвободившуюся на Юго-Западном фронте 1-ю Конную армию переправляли на Южный.

На совещании в штабе Главнокомандующего Русской Армией Врангель предложил перейти к обороне, оставаясь в Северной Таврии, против чего высказался генерал-лейтенант Павел Николаевич Шатилов. Главнокомандующий поинтересовался у генерала Фостикова относительно его боевого опыта на Кубани. Фостиков спросил Врангеля, получал ли тот его донесения о положении дел на Кубани, на что Врангель признал, что, несмотря на полученную информацию, под влиянием ложного впечатления о положении дел на Таманском полуострове десант был высажен именно там. Генерал Шатилов заметил, что теперь кубанские верхи убедились в невозможности собственными силами изменить положение на Кубани, что обидело Фостикова, ответившего Шатилову, что не стоило жертвовать тысячами верных бойцов на Кубани, чтобы доказать и так всем очевидное бессилие кубанских верхов, отсиживающихся в Крыму. «Этот мой ответ был началом неприязненного ко мне отношения генерала Шатилова»[231], — признавался позже кубанский генерал. Репутация генерала Шатилова у кубанцев и донцов, в особенности у тех из их начальников, кто лично привык водить людей за собой в бой, была неважная. Шатилов считался политиканом, сумевшим нажить политический капитал в постоянной интриге между Главнокомандующими белыми силами и краевыми военачальниками и руководителями. «Генерала Шатилова, — вспоминал Фостиков, — храбрым воином я не считаю (как о нем говорят), так как имел много случаев лично убедиться в его „храбрости“. Его отсутствие среди командования при станице Великокняжеской, когда он вместо того, чтобы повести атаку, сам вернулся в имение Пишванова (где не падали артиллерийские снаряды противника), а мне приказал занять станицу, что и было проведено с большими потерями. Его полная растерянность при первой попытке взять Царицын, где по его вине и отсутствию самообладания мы понесли большие потери и совершенно не имели успеха. Его ретировка с берега у Адлера, куда он пришел на миноносце, из-за нарастающей волны…»[232]. Возможно, в качестве начальника штаба Врангеля Шатилов и был на своем месте, однако в личной храбрости ему, увы, отказывали и другие современники. За успешно произведенную эвакуацию войск и беженцев в ноябре 1920 года Врангель пожаловал своего верного начальника штаба чином генерала от кавалерии.

Итак, на очередном совещании в штабе Главнокомандующего Врангель приказал ввести пополнения в 1-ю армию Кутепова в виде 1-го и 2-го корпусов, занявших оборону по Днепру на северном участке фронта. Вместо направленного в распоряжение Главнокомандующего генерала Драценко, Донкой корпус принял генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов.

В резерв были отведены части генерала Барбовича и принявшего команду вместо погибшего Бабиева генерал Канцеров. Общая численность боеспособных сил, находившихся в Русской Армии, составила 38 тысяч человек, при почти 250 орудиях, 1 тысяче пулеметов и эскадрильи в 32 самолета под командованием легендарного Ткачева.

У Фрунзе на Южном фронте было собрано 144 тысячи человек, 527 орудий, 2600 с лишним пулеметов, 17 бронепоездов и 45 аэропланов. По замыслу Фрунзе, 15-я и 51-я дивизии нацеливались на Перекоп, Латышская дивизия и 1-я Конная армия должны были ударить на восток, где должно было произойти их соединение с частями 2-й Конной армии и четырьмя стрелковыми дивизиями, выступавшими из Никополя для окружения и уничтожения 1-й армии Кутепова. После того совместно двигаться на Аскания-Нова в южном направлении, чтобы отрезать все дороги, ведущие в Крым. 4-я советская армия с севера и 13-я советская армия с востока наносили одновременно удары на Мелитополь для окружения и уничтожения Донского корпуса Ф. Ф. Абрамова. Бои начались наступлением дивизий, приданных 2-й Конной армии Миронова. Им удалось форсировать Днепр 26 (12) октября возле Никополя и потеснить поредевшие в недавних боях корниловские части, захватив два плацдарма. Через два дня пять армий Южного фронта перешли в общее наступление. Части В. К. Блюхера, наступая с Каховского плацдарма, обрушились на 2-й корпус генерала Витковского, заставив его стремительно откатываться назад, на север. В прорыв большевиками была пущена 1-я Конная армия, а с захваченного ранее Никопольского плацдарма — 2-я Конная армия, заставляя Донской корпус генерала Абрамова отступать. На следующий день части Блюхера вышли к Перекопу и попытались захватить Турецкий вал. Небольшой гарнизон перекопских укреплений отбил атаку противника. 1-я Конная армия направилась по тылам Русской Армии, собираясь повернуть на север для воссоединения со 2-й Конной, однако приказом Фрунзе она была развернута на 180 градусов, с приказанием двигаться на юг и захватить две последние переправы в Крым — Чонгар и Арабатскую стрелку. Буденный рассудил по-своему и, разделив армию на две части по две кавалерийских дивизии в каждой, продолжил движение на воссоединение со 2-й Конной, лично со штабом отправившись занимать переправы. В конце дня его дивизии захватили Салькова и станцию Новоалексеевка, перехватив железную дорогу в Крым, а также близлежащие села Рождественское и Отрада. Окружение Русской Армии было закончено. Сам поезд Главнокомандующего, стоявший на путях в Джанкое, оказался отрезанным от фронта. Из штабного вагона к Кутепову полетел приказ об объединении 1-й и 2-й армий и организации прорыва назад, в Крым. Далее связи не было. Перешейки оставались открытыми для вторжения. Главнокомандующий затребовал из резерва юнкеров и двухтысячную бригаду Фостикова, частично остающуюся невооруженной или плохо обмундированной, о чем он не замедлил доложить Врангелю. «Барон по-прежнему настаивал на прибытии групп кубанских повстанцев, хотя бы и по сотне человек, — вспоминал генерал Фостиков. — Меня и раньше удивляла бесполезность моих передвижений, — мои части все время находились на марше, не могли привести себя в порядок, а штаб не мог наладить связь с частями… Я… убедился, что в штабе генерала Врангеля царит хаос и причиной этому был полный неуспех операции в Северной Таврии, предложенной „стратегом“ генералом Шатиловым»[233].