Вместе с огромным облегчением от того, что чертов Тон жив, что у него все под контролем, что он даже «Альтеей» успевает командовать, Лисс ощущает тихое прикосновение к волосам и шепот лорд-канцлера: «Ты абсолютно средневековая феодалка. Прежде чем драпать на Землю, не забудь закинуть нас домой».

Пышно умирает над горами и долинами Аккалабата сияние последнего летнего заката. Сигнальные огни замков стынут во влажной дымке уходящего дня, зовут, как мотыльков на свет, но не убивают своих хозяев, а привечают домашней лаской. Затихают ветры над вершинами невысоких холмов, и застывают молчаливые сосны вдоль серебристо-серой реки.

Таким видишься ты мне, мой Аккалабат, моя печальная родина, из окна Дар-Халема, не самой древней и не самой мощной из твоих родовых крепостей, обращенной главными воротами к столичной твердыне Хаяроса и строгими башнями — в противоположную сторону, туда, где высятся над синими полями твоих туманов стены Дар-Эсиля, неприступные во веки веков…

В проеме верхнего окна одной из этих башен стоят, полуобнявшись, два верховных лорда — Хьелль Дар-Халем, главнокомандующий вооруженными силами Ее Величества, и Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер и хранитель печати. Черный орад лорда Хьелля и серебристое облачение лорда Сида, темные волосы Хьелля и белокурые Сида перемешаны так, что невозможно определить, где кончается одна человеческая фигура и начинается другая. Голова одного закинута на плечо второго, руки переплетены. Дары задумчиво смотрят вниз, туда, где смыкаются пределы их владений. Лорд Хьелль небрежно замечает:

— Мы отказались от претензий на Локсию. Дилайна…

— Дилайна… — эхом отвечает лорд Сид.

И они прекрасно понимают друг друга. Собственных кораблей Аккалабата хватает только на перелеты внутри сектора. А это значит, что наступивший мир будет долгим.

— Теперь Аккалабату не нужен главнокомандующий, — продолжает свою мысль Хьелль, отбрасывая со лба темный локон. — Зато без лорд-канцлера ему не обойтись.

Действительно, установление отношений со Звездным советом — это не разовый шаг. Потребуется еще много дипломатического такта и бумажной волокиты, прежде чем Аккалабат почувствует себя полноправным членом сообщества планет. Как ни крути, лучше Сида никто не справится с этой работой. К тому же, он начал понимать землян.

Лорд Дар-Эсиль молчит, глядя в сторону. Из зеленоватого сумрака доносятся пронзительные вопли болотной жабы, и его передергивает от отвращения. Мерзкие пятнистые твари готовятся к зиме, созывают свои выводки, чтобы до наступления холодов закопаться в речную глину. Хочется заткнуть уши, закрыть глаза, упасть в постель и проснуться три месяца назад под столом «У старого мышелова» в обнимку с младшим Дар-Умброй в рваном ораде.

Хьелль утыкается лбом в серебристые пряди, тихо спрашивает:

— То, что сказала королева, просто требование или уже ультиматум?

— Это более чем ультиматум, Хьелль… Аккалабату не обойтись без лорд-канцлера, но лорд-канцлер без наследника — позор и слабость Империи… А я переполнил чашу общего терпения, судя по всему. Верховные дары и так бурлят из-за уступок землянам. Сегодня шел по коридорам, многие отворачивались. Кстати, тебя она «больше никогда не хочет видеть». Это цитата.

— Мне не нравится, что на кону стоит твоя голова.

Сид не выдерживает:

— Можно подумать, дело в моей голове! Дело в твоей жизни. А я не хочу…

— Не хочешь? — насмешливо уточняет Хьелль. — А что это у тебя на шее?

Его палец скользит по шраму.

— Я не это хотел сказать, — Сид делает попытку отстраниться, но Хьелль решительно притягивает его обратно:

— Я знаю. Не брыкайся.

Прощальные порывы августовского ветра раздувают полы орадов, треплют волосы, задувают в комнату дым от башенных факелов Дар-Халема.

— Можно бы устроить что-то вроде военной Академии, как на Ди… Земле или Аппе, — деловито замечает Сид спустя несколько минут. — Ты бы…

— Я бы не, — прерывает его Хьелль. Он решительно поворачивается, берет друга рукой за подбородок и не позволяет отвести взгляд. — Ты нужен королеве, Сид. А я нужен тебе. В любом качестве, и ты это знаешь.

Игольчатые ресницы вздрагивают, губы кривятся. Лорд-канцлер шипит сквозь зубы:

— Убери руку — укушу.

Хьелль усмехается, убирает руку и резко толкает Сида в комнату, надвигается на него, оттесняя к широкому деревянному столу, на котором грудой валяются уже ненужные карты военных действий, распечатанные конверты с донесениями, черновики штабных бумаг…

— Сид, послушай меня, послушайся меня еще хоть раз в жизни, — сбивчиво начинает он. — То, чего мы оба боимся больше всего на свете, может произойти уже завтра на приеме у королевы по поводу того, что «все так хорошо закончилось». Самое позднее — послезавтра на церемонии посвящения новых фрейлин. Я не хочу тебя потерять. Я не могу тебя потерять. Давай хотя бы попробуем.

Жарким шепотом, как заклинание, повторяя главные слова — попробуем, не хочу — он смахивает весь военный мусор со стола, усаживается на край, тянет на себя Сида, негнущимися пальцами возится с застежкой орада. Тот, зажмурив глаза, трясет головой безмолвно «нет, нет, неееет!», но разве он может отказать своему не умеющему танцевать Дар-Халему. Он еще сопротивляется… но Хьелль неожиданно откидывается на спину, увлекая его за собой и уговаривая, как ребенка:

— Иди сюда, родной, иди же… сюда… так надо…

Сид встряхивает головой и выдыхает долгожданное «да». Но когда он подается вперед, тяжело шепча в раскрытые навстречу потрескавшиеся губы: «Все будет хорошо. Ведь, правда же, родной, все будет хорошо…», Хьелль замечает в его глазах какое-то странное выражение. Совсем не то, которое рассчитывал видеть, отдавая свои крылья.

* * *

«Все будет хорошо. Все же будет хорошо?» — думает в это время на другом конце Конфедерации Лисс, стоя в дверях палаты интенсивной терапии. Лица человека, лежащего на единственной в палате кровати, не видно из-за бинтов и переплетения разноцветных трубок. Но Лисс смотрит не на лицо. И даже не на татуировку, которая кажется сделанной прямо на пододеяльнике, настолько рука лежащего сливается с белизной постельного белья. Ее отсутствующий взгляд устремлен на изуродованные под татуированным узором запястья, но она видит не их, а пустую витрину в музейном зале, в которой со вчерашнего дня на месте тонкого браслета чистого золота лежит надпись «Экспонат на реставрации».

Такуда обреченно рассматривал горку фишек на столе. Три плюс три плюс пять плюс пять плюс еще десять — больше двадцати шести никак не получалось. Зато напротив него маленькая Ай с довольным видом складывала картонные кружочки в два столбика: три «монетки» по десять очков и две «пятерки». Итого сорок — враг повержен и позорно отступает.