Ример оскалил зубы и плотнее ухватил рукоятку меча. Потом пришла злость. Наконец-то. Это ему знакомо. Это он умеет. В Шлокну их всех!

Он танцевал вокруг Свартэльда. Мастер хорошо его изучил и блокировал все удары еще до их нанесения. Ример знал: чтобы подобраться ближе, надо открыться. Рискнуть, чтобы нанести урон. Он опустил меч и оставил грудь незащищенной.

Саднящая боль пронзила челюсть еще до того, как он увидел клинок и ощутил теплую кровь на холодной коже. Пустяки. Теперь можно подобраться ближе. Ример ударил. Кончик меча оцарапал бедро Свартэльда. На замерзший пол капнула красная кровь. Но Свартэльд не позволил остановить себя, и сам останавливаться не собирался. До тех пор, пока один из них не умрет.

– Эта война ведется не здесь, – прохрипел Ример. Его тело устало слишком быстро. Он вспомнил, как в прошлый раз пытался что-то объяснить жадным до крови мужчинам. Колкаггам. Своим. В Блиндболе. Они не желали слушать. Мастер тоже не станет. Но что еще он мог сделать? Только повторить попытку.

– Свартэльд, то, что мы делаем здесь, не играет никакой роли. Война с трупорожденными происходит там, где она. Не у нас.

– Но мы здесь, Ример. Мы здесь! И больше нигде!

Мастер напал на него с серией мощных ударов. Ример отражал их. Клинки пели, соприкасаясь друг с другом. Костяшки пальцев болели от напряжения. Боль шла изнутри, словно каждая кость тела могла в любой момент разлететься на кусочки. Последний удар Ример блокировал слишком поздно. Плечо пронзила боль. Это уже было серьезно. На рубашке появилась окровавленная прореха. Волосы липли к ране. Он тяжело дышал.

Тренировка. Это просто тренировка. Мы делали это много раз.

Ример слился с Потоком, чтобы заглушить боль. Он прекрасно знал, что мог бы сделать значительно больше, если бы здесь была Хирка. Если бы он смог протянуть Поток через нее. Того, что мог сделать он сам, было катастрофически недостаточно. Ример сменил руку, другая рука больше его не слушалась. У него оставалась лишь воля. Только она вела его вперед.

Он последовал за мечом и совершил разворот. Такие упражнения он делал тысячи раз. Ример знал себя и знал мастера.

Раудрейн, красный дождь.

Свартэльд ускользнул. Он тоже вспотел. Скоро он предпримет свою попытку. Ример много раз видел, как это происходит. Свартэльд приманит его, опустив клинок вниз, перепрыгнет через Римера и окажется у него за спиной. Раньше Ример позволял себя обманывать.

Свартэльд сделал пару шагов в сторону. Он держал меч обеими руками наискосок перед лицом. Сейчас.

Ример опустил свой меч как раз на столько, чтобы Свартэльд подумал, что ему все удалось. А потом он оттолкнулся и прыгнул. Пол стал небом, когда он совершал кувырок. Много раз ему не удавалось это упражнение, но только не сейчас. Слишком многое было поставлено на карту. И сейчас он знал, кто он. Колкагга. Это последнее испытание мастера.

Блиндринг, круг слепого. Великолепно.

Ример выбросил меч вперед. Он пронзил спину Свартэльда и вышел из его груди. Ример успел выдернуть меч до того, как мастер упал и застонал. От горя Ример рухнул на колени. Он перевернул Свартэльда на спину. Мастер смотрел на него без ненависти. Без горя. Он открыл рот.

– Значит, теперь… – Свартэльд тяжело дышал. – Значит, теперь ты научился? Не начинай дела, которого не сможешь довести до конца.

Мастер умирал, но Ример не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел его более живым.

А потом хлынула кровь. Она пузырилась, вытекая из его рта, стекала вниз по шее и расползалась по трещинам в полу, образуя узор, похожий на кровеносную сеть. На красное дерево. Пищу смерти.

Но Ример был жив. Он должен был умереть, но он жив. Что там говорил мастер?

В тот день, когда я тебе проиграю, я сделаю это из любви.

Ример видел, как жизнь уходит из глаз Свартэльда. Шлокна забирала его. Снег ложился на черный костюм. Ример поднялся, не понимая, как ему это удалось. Он видел, как имлинги торжествуют. Протягивают руки к небу, аплодируют. Толкают друг друга, как будто тайно делали ставки. Но Ример не слышал звуков. Поток тек сквозь его тело, оставляя все остальное за пределами восприятия. Он стоял в беззвучной капсуле. Один. Среди тысяч.

Он уже стоял здесь раньше. Вместе с ней. Ветер трепал ее рыжие волосы и спутывал с его белыми волосами. Он любил ее. И ненавидел ее.

А сейчас он должен был рискнуть всем, что он имел. Всем, чем он был.

Ради нее.

Хирка проснулась от удара. Она схватила ртом воздух, подскочила в кровати и посмотрела на живот. Ничего. Ничего не случилось. Она просто неудачно легла и потревожила рану. Она хорошо затягивалась, но пока болела.

Где я?

В Стокгольме. Дома у Стефана. Во всяком случае, так он сказал. У него был ключ, но у Хирки оставались сомнения. Стефан не из тех людей, у кого дома стоят двухэтажные кровати. Во всяком случае, точно не из тех, у кого нижняя кровать завалена плюшевыми мишками.

Она сползла на пол. У Хирки появилось странное ощущение, что она здесь не одна. Темноту наполняли непонятные силуэты. Очертания вещей, которых она никогда не видела, хотя они и казались знакомыми. Остроконечная палатка в одном углу. Маленькие фигурки животных. Свинья. Упавшая гнедая лошадь. Она поставила ее на место. Лошадь была гладкой на ощупь. Ненастоящей. Она не видела живую лошадь с тех пор, как попала сюда. Интересно, здесь все лошади ненастоящие? Что с ними случилось?

Она вспомнила Ветле и его деревянную лошадку, которая упала в Стридренну в тот раз, когда сломалась ель. Дыхание сперло. Все, что она знала, исчезло.

Хирка поставила лошадь на пол и вышла из гостиной. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Не так, как обычно, но в безопасности. Стены были из камня, не из пластика. И не из стекла. Потолок пересекали мощные балки. Даже ковер на полу казался более знакомым, чем другие виденные ею ковры. Тканый. Из настоящей пряжи. Ковер, на котором приятно лежать. И вещи тоже правильно пахли.

Здесь царил порядок. Это было одним из подтверждений того, что Стефан врет. Он не живет здесь. Стефан не читал книг. Здесь не было ни одной пепельницы, а обувь в коридоре принадлежала женщине и ребенку.

Хирка натянула майку на живот. Она всегда закручивалась вокруг ее тела во время сна. Трусы тоже, но теперь перестали. Здесь перестали. Это одна из тех вещей, которые ей нравились в этом мире. Трусы. Они прекрасно сидели и не требовали подгонки. И они бывали голубого цвета, как те, что сейчас на ней. С нарисованными птичками. Ну и мир.

Гостиная делилась на две части книжным стеллажом. Хирка заглянула во вторую часть, где спал Наиэль. Он лежал на втором ярусе кровати. На животе. Его спина ходила вверх-вниз, когда он похрапывал.