– Ты что, не собираешься отвечать? – окликнула ее Сенара.

– Нет.

Звонок завершился, затем начался снова.

– Настойчивый, видно, кто бы он ни был.

– Я не хочу с ним разговаривать, – ответила Анна и тут же мысленно пнула себя за откровенность.

Глаза матери засветились, и она прошествовала по гостиной за своим бокалом.

– Ах, так это у нас мужчина, да?

– Мама, перестань.

– Моя маленькая Анна выросла и разбивает сердца по всему Лондону, – насмешливо протянула Сенара, сияя янтарными глазами. – Вот уж не ожидала. Я-то всегда думала, по правде говоря, что ты закончишь свои дни старой девой. Но рада, что не угадала. – Она подхватила телефон с дивана прежде, чем Анна успела ее остановить. – И он у тебя даже не в списке контактов? Перешла на одноразовых парнишек, дева?

Анна в ярости протянула к ней руку:

– Верни.

– Кто он? Нет, мне интересно. Как его зовут?

– Я тебе не скажу. Верни, пожалуйста, мой телефон, мама.

Лицо Сенары засияло в предвкушении скандала.

– Нет… Не может такого быть, ну же? Ты перепихнулась с тем журналистом, а?

– Я не понимаю, о чем ты. – Но оборонительный тон тут же выдал ее с головой.

– То есть я права? Хо-хо, Эн, ты его трахнула, а он облил тебя грязью!

– Я его не «трахала»…

– Может и нет, но твое лицо говорит, что ты была бы не против. Черт возьми, девочка, ты таки удалась в свою старую маму!

Это было уже слишком. Анна вскочила и выхватила у нее из рук свой телефон.

– Я не такая, как ты. Я никогда не буду такой, как ты!

Все еще смеясь, Сенара подняла руки и отступила:

– Успокойся. Я просто шучу, разве не ясно? Дело же вот в чем, Эн: все мужики в конечном счете одинаковые. Ненадежные. Лживые. Подлые. Как твой папаша и папаша Рори, как все те, к кому я имела несчастье хоть что-то испытывать. Все они берут, что хотят, и бросают тебя, как камень. Уж мне-то это известно лучше, чем кому другому. – Она села и похлопала по дивану рядом с собой. – А теперь присаживайся. И налей еще вина. У тебя такой вид, что тебе оно не помешает.

Телефон зазвонил в третий раз. Анна выключила его и рухнула на диван рядом с Сенарой. Она совершенно запуталась в своих чувствах по поводу Бена, настолько, что даже забыла о ссоре с матерью.

– Я хочу, чтобы он оставил меня в покое. Он причинил мне уже достаточно зла.

– Нравится он тебе, да?

Анна повернулась к матери и вздрогнула, заметив сочувствие в ее взгляде.

– Я думала, что да.

– И говорит, наверное, гладко.

– Он журналист, так что…

Сенара кивнула:

– Можешь не продолжать. Знаю я этот тип. Опутывает тебя словами, пока голову не вскружит.

– Нечто вроде того.

– Как твой папаша.

Это откровение застало Анну врасплох.

– Правда?

– Угу.

Анна решила проверить свою удачу, воспользовавшись неожиданным моментом взаимопонимания.

– А в чем именно?

– Говорил он красиво. И тело было под стать словам.

– Он тоже был журналистом?

Мать фыркнула:

– Вот уж нет.

– Расскажи мне о нем.

Анне очень хотелось, чтобы Сенара заговорила. Отец стал причиной того, что она влюбилась в Лондон, поскольку решила, что он живет в этом городе. Если бы Сенара рассказала чуть больше, появился бы шанс – пусть и небольшой – отыскать его здесь.

– О, что бы я могла о нем рассказать…

Ее голос прервался, и Анна задержала дыхание. Получится ли? Всю свою жизнь Анна расспрашивала о нем, а Сенара отказывалась отвечать на вопросы. Но теперь она чувствовала, что мать почти на грани того, чтобы нарушить молчание, чего никогда еще не бывало.

– Он был… Черт, выкипает же!

Оставив Анну сидеть на диване с открытым ртом, Сенара метнулась на кухню, чтобы снять с огня кастрюлю. И, хотя они еще могли продолжить разговор, Анна понимала, что подходящий момент утрачен. Она смерила взглядом полупустую бутылку вина, и у нее возникла идея: возможно, если сегодня позволить Сенаре пить вдоволь, она расслабится и даст ответы на вопросы, мучившие Анну всю жизнь. Один раз мать уже проявила слабость, всего после нескольких глотков, – такое ведь наверняка может случиться снова?

Пока мать гремела и грохотала посудой на кухне, Анна нырнула в спальню и вынула две бутылки красного вина из небольшой стойки в шкафу. Стойку подарил ей Джонас на Рождество три года назад, когда она пожаловалась, что ей негде хранить вино. Бутылки же ей дарили на праздники или преподносили в знак благодарности друзья и коллеги. Они ждали особого случая и компании, поскольку Анна редко пила одна. Сегодня представился идеальный повод уменьшить коллекцию.

Она вернулась в гостиную и поставила бутылки на стол.

– Ты их что, наколдовала? – воскликнула Сенара, обладавшая острейшим внутренним чутьем на алкоголь.

– Я подумала, что они могут пригодиться, – улыбнулась Анна в ответ, сформировав план: «Ешь, подливай ей вина, и пусть она заговорит…»

Кулинарный шедевр Сенары оказался слегка подгоревшей запеканкой из пасты, слишком жирной из-за сыра и слишком сухой, но это было первое блюдо, которое мать на памяти Анны сумела приготовить, и этот факт впечатлял сам по себе.

Как Анна и ожидала, по мере того как пустели бутылки, мать расслаблялась. После ужина они встали из-за стола и устроились на разных концах дивана. Анна пыталась не слишком налегать на вино и не обращать внимания на то, что Сенара забросила ноги на кофейный столик. Примерно после одиннадцати Анна почувствовала, что настало нужное время, чтобы начать расспросы.

– Так что ты хотела рассказать о папе? – Она надеялась, что вопрос достаточно обтекаемый, чтобы вызвать нужную реакцию.

– А я хотела? – ответила Сенара, зевая.

– Угу. Ты сказала, что он умел красиво говорить.

Мать ответила с неприятной ухмылкой:

– Да, язык у него был подвешен. И не смотри так неодобрительно. Или ты думала, что появилась на свет в результате непорочного зачатия? – Сенара откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза. – Высокий он был. Широкий. И по всей груди у него кудряшки росли, цвета твоих волос. А я считала, что мир вращается вокруг него…

– Как его звали?

– …и никогда не могла ответить «нет», когда он приглашал. Сама дура, понятное дело.

– Мам? Как его звали?

Сенара закатила глаза: