По усеянному кирпичами пустырю трусила, подвывая, облезлая беспородная псина с порванным ухом. Завидев Милис, та заскулила, оскалила зубы и попятилась, а затем резко развернулась и галопом понеслась по усыпанной осколками битой черепицы земле прочь, скрываясь в лабиринте запутанных деревенских улиц.

В слепящих лучах солнца за тучами песчаной пыли над пустырём был хорошо виден полукруглый купол, возвышающийся над тёмно-зелёной, дрожащей в горячем воздухе полоской деревьев на самом горизонте. Не поднимаясь с земли, Милис откинулась спиной к покрытой потрескавшейся голубой краской, пышущей жаром стене, свела крест-накрест ладони на окровавленной груди и стала ждать.

Тень отречённого была уже почти невидима – она превратилась в облако чистой, ничем не замутнённой, напитанной сумасшедшей яростью энергии, и этой энергии не требовались более никакие зримые формы. Милис не могла разглядеть её уже даже взглядом ту-ли-па – она лишь ощутила сильный толчок в области солнечного сплетения и мгновенный жар от вспыхнувших вокруг запястий нитей, который сложился в далёкий мысленный приказ, отдаваемый Сегуном: «Пор-р-ра…»

Она увидела, как оранжево-белый купол станции накрыло пятном мутного, постепенно становящегося всё ярче розового света – и вдруг в небо над поселком молнией взметнулась исполинская, ослепительная фигура, напоминающая огромную огненно-рыжую лисицу. В какой-то момент её очертания заслонили собой всё прозрачное небо, отбросив на землю гигантскую серую тень, а затем фигура накрыла собой сделавшийся рядом с ней совсем маленьким купол. Ещё не видимые обычным глазом потоки сил отпущенной на свободу стихии, – золотистые гейзеры, фонтаны нерождённого огня, – начали меркнуть и бесследно исчезать, втягиваться в неё, как вода втягивается в морскую губку, а потом очертания рыжего лиса задрожали, пошли мелкой беспокойной рябью и стали покрываться глубокими чёрными трещинами…

Милис приоткрыла склеенный кровью рот и глухо закашлялась, наблюдая, как призрачная воздушная волна подбрасывает тускнеющее, тлеющее, словно лепесток затухающего пламени, оранжевое пятно высоко в воздух, а потом, кувыркая, стремительно тащит его куда-то в сторону бушующего совсем рядом со станцией океана.

– Воис-стину… sublata causa… tollitur morbus, – хрипло прошептала она, не замечая тёмных дымящихся струек, бегущих из надорванных губ. – О да… уничтожь причину, и исчезнет проблема… истинно так…

Милис прикрыла лицо когтистыми лапами, и её захлёбывающийся кашель внезапно перешёл в надрывный, задыхающийся смех, подвывающий, утробный и надсадный, словно собачий лай.

– Она сильно ранила тебя? – послышалось рядом.

Всё ещё продолжая смеяться, Милис наконец оторвала взгляд от горизонта и с трудом обернулась. Сегун стоял над ней, протягивая покрытую глянцевито блестящей драконьей чешуёй жилистую руку. Его сероватые, будто бы стальные губы подрагивали на вытянутых обнажённых клыках; из раздувающихся трепещущих ноздрей вылетали крошечные снопы мелких искр. Под похожими на извивающихся мохнатых гусениц бровями тускло мерцали, обведённые чёрным, словно бы два только что вынутых из костра угля.

– Пус-с-стяки… – Милис выпустила раздвоенный чёрный язык, и косы на её голове зашевелились, как живые. – Мне жаль, что не смогла помочь тебе… Хаук самоубийца, – круглые немигающие зелёные глаза с вертикальным зрачком на миг вспыхнули алым. – Он уже не выживет, кобэс-сими. Лишает нас работы…

– Мы возвращаемся в Цитадель, – сказал Правитель. – Здесь нам больше нечего делать. Один из тэнгу убит…

* * *

– Они уходят, Диана, – Навид скрестил покрытые до самых плеч кровью лапы поверх хитиновых грудных пластин и подошёл ближе, переступая через разбросанные по берегу обломки деревянных лодок и по щиколотку утопая в песке.

Его фигура на мгновение расплылась в воздухе, постепенно вновь приобретая человеческие черты. Длинный извилистый шрам тянулся через перебитый нос вниз по широкой щетинистой скуле; чёрные, как вороново крыло, кудрявые волосы казались почти бесцветными от осевшей на них пыли и водяных брызг.

Диана подняла голову и успела увидеть, как извивающийся, словно огромный безголовый червь, черный рой, напоминавший с этого расстояния просто гигантскую стаю каких-то крупных птиц или насекомых, закрутился в высоте бешеным торнадо и затем ослепительно вспыхнул, растворяясь в лучах солнечного света.

Она чувствовала, как сознание против воли начинает мутиться. Женщине мерещилось, что всё пространство вокруг навсегда пропиталось запахом свежей крови, как на скотобойне; острые камни, перекатывающиеся вдоль линии прибоя, казались ей похожими на обломки мелких чёрных костей, выброшенные на берег розовые морские звёзды – на останки чьих-то разрубленных тел.

Диана всё ещё продолжала держать голову Алекса на своих коленях.

На мужчине не было никакой одежды – обратный переход явно происходил, когда он, отброшенный на берег дикой энергетической волной, уже потерял от боли сознание. В белках неподвижно открытых глаз, под которыми залегли глубокие коричневые тени, полопались все сосуды, так что те сделались почти полностью красными. Русые волосы были покрыты тёмными обгорелыми струпьями, щёки на пепельно-сером лице ввалились; десяток длинных, глубоких рваных ран тянулся вниз по его животу, а всё тело покрывали иссиня-чёрные влажные пятна, похожие то ли на ожоги, то ли просто на куски содранной кожи…

– …он… принял всё на себя? – Навид порывисто опустился на колени около Алекса, торопливо прикладывая покрытые волдырями ожогов пальцы правой руки к ямочке у того между ключиц.

– Да… – Диана закусила губу. – Да, он… он блокировал… взрыва не было… но теперь…

На глазах у женщины выступили слёзы.

– Алексей… – Пуля тоже неловко склонилась над мужчиной, придерживая правой рукой располосованную почти до кости левую. Лицо её было белым как полотно, тёмные складки около губ походили на глубокие трещины; Диане показалось, что седые волосы на макушке женщины чуть опалены. – Он не дышит, Навид…

Изо рта Алекса тянулась вниз по щеке густая клейкая ниточка крови, перемешенная с пузырьками мутной слюны.

– Хаук сильный… он не может… – Диана всхлипнула.

– Не время, Искра! – Навид коротко сжал Алексу виски, прислушиваясь, и затем хрипло скомандовал: – Руки! Давайте мне все сюда свои руки, быстро…

Её дрожащие от слабости ладони и ладони Пули одновременно легли на грудь мужчины, и две усеянные глубокими кровоточащими порезами пятерни Навида тоже опустились сверху.

Пространство вдруг разом пронзили словно бы сотни извивающихся водяных знаков, которые проступили в воздухе и на лицах окружавших Диану ни-шуур. Хрупкие нитевидные линии вокруг её измученных запястий засветились лиловато-белым, а потом это призрачное, рассеянное белесое свечение быстро-быстро поползло вниз, и женщина ощутила, как руки ей сперва обожгло, а потом накрыло волной онемения, будто бы она опустила их в кастрюлю с кипящей водой.

– Терпеть! Никаких блоков! – это было последним, что Навид ещё произнёс вслух, прежде чем он зажмурился, непроизвольно выпуская когти на снова сделавшихся почти что звериными пальцах, плотно прижатых к их лежащим друг на друге ладоням.

А потом весь мир вокруг