— Немедленно, — ответил я. — Их ведь предупредили о наших условиях?

— Предупредили и уже давно, но только французов, — сказал Владимир Андреевич. — С английским послом я встречался дважды, но он эти вопросы не поднимал, хотя наверняка уже всё знал.

— Тем более. Сейчас начнётся драка и всем на какое-то время будет не до нас. Но делать всё нужно быстро, и сразу менять управляющих, особенно если они иностранцы. Уже прошло достаточно времени, и у них могут быть инструкции на такой случай. А если их нет, нетрудно прислать. Вряд ли будут портить оборудование, но могут уничтожить документацию, а это тоже неприятно. Хотя не так уж трудно повредить станки. Мало ли у нас таких типов, которые за рубль разобьют что угодно? У них наших предприятий процентов сорок, и если будут действовать решительно и нагло, могут причинить огромный ущерб. Хорошо, что до конца надеялись на благополучный исход, к тому же слишком много хозяев. Правительство французов или англичан даже при желании не выстроит всех, но всё же не стоит давать им время.

— Посмотрим, — неопределённо сказал он. — У меня есть ещё вопрос. Хочу, чтобы вы познакомились и подружились с моим наследником. Он уже три дня в Москве. Ему двадцать три, а вам девятнадцать — почти ровесники. Мне не нравятся те, с кем он водит дружбу, а с более зрелым человеком он не сойдётся. А вы молоды и умны, да ещё есть опыт прожитой жизни. Вы должны ему понравиться.

— Это вряд ли, — ответил я. — Ему слишком понравилась моя жена. Мужья в таких случаях вызывают не симпатию, а совсем другие чувства.

— Плохо, если так, — расстроился Владимир Андреевич, — но я попробую. Я вызвал сюда и младшего сына, так что познакомлю ещё и с ним. К ним липнет слишком много дряни, пусть рядом будет хоть один порядочный человек, которому я доверяю.

Он поднялся с кресла, и я тоже вскочил, поморщившись от боли в животе.

— Борьба из той жизни? — спросил император, получил утвердительный ответ и ушёл.

В гостиной я застал всех женщин. Мама не встречалась ни с кем из семьи императора и была очень взволнована его визитом, а Ольга сидела какая-то растерянная. Одну Веру интересовал не визит Владимира Андреевича, а мой ушибленный живот.

— Болит? — спросила она, жалобно заглядывая мне в глаза. — Если бы я знала, что ты будешь такой заторможенный, я вообще не била бы. Побегали бы по комнате… Он всё равно смеялся.

— Я вам говорила, что будут смеяться, — встряла Ольга.

— Да, дети, надо с этим заканчивать, — очнулась мама.

— Полностью заканчивать не будем, — сказал я им, — просто сократим занятия и будем осторожней. Достаточно трёх раз в неделю. Ты не купалась?

— Соображать надо! — сказала жена, постучав себя пальцами по голове. — Как я пойду мыться, когда в наших комнатах император? Подожди, мне нужно несколько минут.

Пока мы помылись и привели себя в порядок, пришло время обеда. Нам накрывали вместе с другими придворными в большом обеденном зале. Каждый знал свой стол, а приходили кому когда вздумается, с часа до двух дня. При прежней династии с этим было строже, но Владимир Андреевич был либералом и не придирался по пустякам к окружавшим его людям. Я пока не познакомился со всеми, кто здесь обедал, но знал их в лицо и раскланивался при встрече. Сейчас я тоже улыбался и кивал тем, кто уже сидел за столом. Когда пообедали и направились в свои комнаты, нас обогнал юноша, показавшийся знакомым.

— Великий князь Олег Владимирович, — сказал я своим. — Нет, я с ним не знаком, узнал по фотографиям в газете. Император хочет, чтобы с ним была вся семья. Понятно, что это не коснётся его дочери.

— Это из-за войны? — тихо, чтобы не слышали остальные, спросила Вера. — Не говорили, когда начнётся?

— Не знаю, — так же тихо ответил я. — Слышал только, что немцы провели мобилизацию. А когда начнут… Давай не будем говорить на эту тему в коридоре.

Начали они через два дня.

Раньше при таких войнах вторжение начинали крупными силами пехоты и кавалерии, но немцы поступили так же, как и в войне с нами в сорок первом: они бросили на французов авиацию, причём всю, какая была в их распоряжении. Сотни бомбардировщиков ушли бомбить заранее разведанные и хорошо известные цели. Они прикрывались истребителями, которые у немцев были лучше французских. К часу дня у французской армии не осталось ни одного неповреждённого аэродрома. Больше тысячи самолётов сгорели на них, разбитые бомбами и покрошенные огнём авиационных пушек и пулемётов, многие были сбиты при попытке взлететь или в скоротечных воздушных боях. Немцы захватили превосходство в воздухе, и второй удар был обрушен на французские танковые колонны и пехоту, которые командование третьей республики начало срочно подтягивать к границе.

В этот же день на военно-морских базах в Бресте и Тулоне в результате диверсий были подорваны боевые корабли. В газетах и по радио об этом сообщили только неделю спустя. В первый день войны, ближе к вечеру, Великобритания объявила войну Германии. Военные действия начались на следующее утро с массового налёта английской авиации. Аэродромы и многие другие объекты были хорошо прикрыты зенитными орудиями и возвращенными с французского фронта истребителями, поэтому пострадали мало. Многие английские лётчики отбомбились по небольшим немецким городкам. Потеряв больше сотни машин, англичане вернулись на свой остров, и в сражениях с ними наступила пауза. Линии Мажино во Франции не было, здесь вообще отсутствовали какие-то защитные сооружения на границе с Германией, поэтому немецкому наступлению препятствовал только недостаток резервов, которые срочно перебрасывали в зону боев из приграничных с Россией земель. Франция продержалась шесть дней, после чего капитулировала.

Единственное крупное сражение флотов произошло на пятый день войны. Английский флот, в который входило соединение французских подводных лодок с ещё нетронутой войной базы в Шербур-Октевиле, сошёлся в сражении с флотом Германии, прикрывавшим её побережье от границы с Нидерландами до Дании. Почти шесть десятков кораблей начали сражение, и для многих из них оно стало последним. Англичане считали себя победителями, но понесли такие потери, что были вынуждены вернуться на свои базы, ведя часть повреждённых кораблей на буксире. Сотни самолётов упали в ещё холодные воды Северного моря. После этого сражения других крупных столкновений немцев с англичанами не было. Франция пала, и её островные союзники лихорадочно готовились к обороне и пытались заручиться поддержкой Американских штатов. Американцы не отказывали, но и не спешили соглашаться, у них была задача поинтересней — захватить временно бесхозные колонии Франции. Находящиеся в них боевые корабли третьей республики были интернированы. Захватить все земли даже в одной Африке было трудно, но янки старались.

На второй день после капитуляции кайзер Август выступил по радио с обращением к населению Франции. Он объявил об объединении двух государств в одну империю.

— Одна империя, один народ и великое будущее! — такими словами он закончил свою речь.

— Сказать можно всё, — проворчал слушавший выпуск новостей отец. — Сколько пролито крови! Может, у них и будет один народ, но ещё очень нескоро.