— А какой волк сильнее? Кто кого победит?

Отшельник улыбнулся в ответ и сказал:

— Всегда побеждает тот волк, которого ты больше кормишь. Так и в твоей душе сейчас идёт борьба, князь, и победит то, что сам выберешь.

И он снова закашлялся.

— Болею, плоть немощна, — будто оправдываясь, сказал Митрофан своим простуженным голосом и продолжил — Я понимаю всё, что ты сейчас чувствуешь, и справиться с этим можешь только ты сам, хоть это будет и непросто. Я расскажу тебе одну притчу, надеюсь, ты поймёшь её правильно. К одному очень почтенному и уважаемому настоятелю пришёл монах и с опаской спросил: «Отче, что бы ты сказал, если бы узнал о моём падении?» — «Подымайся», — ответил настоятель. «А в следующий раз?» — «Снова подымайся». — «И сколько же так может продолжаться, когда я буду падать и подниматься?» И настоятель ответил: «Падай и поднимайся, пока ты жив! Ведь те, кто упал и не поднялся, мертвы!» Вот и скажу тебе: поднимайся, князь, ты нужен городу, Владимир надеется на тебя!

Свечи в кованом железном подсвечнике догорали, но служка терпеливо ждал, когда можно станет их переменить, не нарушая мудрой беседы, и только по окончании речи епископа поторопился водрузить новые взамен огарков.

— Иди с Богом! — Митрофан благословил княжича иерейским крестом.

Даже услышанная мудрость не всякий раз доходит так быстро, как бы хотелось. Главное, что разумное зерно упало в подготовленную почву. Вернулся в свои покои Всеволод чернее ночи, и если бы кто за ним следил, то услышал бы, как он меряет горничный покой большими шагами, от стены к стене, в поисках спасения. Он провел слишком тяжелую ночь, которая отразилась черными кругами под глазами. Слишком многое свалилось на него враз. Он больше не был тем двадцатипятилетним юношей в сверкающей броне, переполненный мыслями о славных делах. А епископ Митрофан всю ночь, не ложась, простоял на молитве.

Видя, что ничего у него не вышло, Батый распорядился начинать готовиться к штурму города. Походные мастерские принялись изготовлять по планам китайских инженеров изрядное число сверхмощных метательных приспособлений. Одни сооружались быстрее, для изготовления других требовалось время, но Батый ждать не собирался, он готов был бросить орду на стены уже немедля.

Стража на стенах, постукивая от холода сапогами и похлопывая себя рукавицами, перекликалась. Глядя на расположившуюся под стенами орду, ратники обсуждали между собой перспективы:

— Народу у нас маловато, кто под Коломной погиб, других Юрий с собой на Сить увёл, а ремесленник, даже самый отчаянный, опытному гридню в бою не чета.

— Народу действительно немного. Но Владимир татарам нипочем не взять, такую неприступную крепость! Ты глаза разуй! Валы земляные высокие, стены рубленые, башни крепкие!

— А если таран? Господи, пронеси!

— Да ты что? Робеешь?

— А ты не допускаешь такого?

— Нипочем. Ни ворота, ни стены не пробьет.

Спор уже готов был разгореться. Говорили все громче, затейливо и длинно переругиваясь. Но тут на башню поднялся Всеволод в шубе и шишаке. Он шел и без всякого желания подслушивать слышал все, что говорилось…Похоже, везде воины говорили и думали об одном и том же. Один из ратников, узнав князя, покашлял, подавая знак другим, и сам тверже взял крепкое древко копья в руки. Разом смолкли голоса дружинников. До штурма оставались минуты.

Утром 7 февраля, как только рассвет посеребрил стены, ордынцы предприняли первую атаку. Темники, тысячники и сотники погнали воинов с лестницами на приступ крепостных стен. Враги были, как муравьи, многочисленны… приставив со всех сторон к стенам лестницы, отчаянные монголы, выкрикивая боевые ураны, бодро карабкались по ним наверх, но поскольку им недоставало сноровки и хладнокровия, значительная часть бросившихся штурмовать стену серьезно покалечилась, самых нахальных дружинники охаживали по лбу и по корпусу, спихивая вместе с лестницами вниз. Укрывшись за стенами, владимирцы и стрелами от врага отпихивались, и камни на татар со стен метали. Отбивались, как могли, стрел и камней не жалея. Несколько человек, пряча головы и мешая друг другу, лили со стен кипящую лаву. Внизу кто-то бешено орал и ругался. Штурм стал ослабевать. Прозвучал длинный сигнал серебряных рогов: великий хан приказывал отходить…

Всеволод не рассчитывал, что первый навал удастся так легко отбить, и ждал повторной атаки. Он всю ночь всматривался в позиции врага, меняя место своей дислокации, и до боли в глазах следил, не поднимается ли кто по стене на веревке. Но ничего особенного так и не произошло…

Рассвет расколол ночную тьму как яйцо, и вновь пошли татары на приступ. Ратные давно были все поставлены на ноги. Первая волна, устремившаяся в город, наткнулась на поток стрел. Татары отступали, но не уходили.

— Приготовиться, — выдохнул Всеволод. Воины опустили острия, толпа отхлынула и прихлынула вновь с угрожающим шумом. Ратники, ощетиненные копьями, занимая свои места, матерясь, лупили древками копий по чем попадя. На снег падали новые и новые враги.

— Они хотят войны, они ее получат. Пусть насладятся ею по горло.

Тогда попытались татары Золотые ворота пробить. Подтянули большие тараны и, раскачивая подвешенное на железных цепях к верхней перекладине бревно из ясеня, длиной пятьдесят локтей, с железным наконечником, обрушивали его на преграду. Да ничего у них и тут не вышло. Только щепы от тарана в разные стороны летели, а ворота как стояли, так и продолжали стоять. Наша взяла! Ничего монголы не добились. А чтобы отбить у татар всяческую охоту ломать ворота, полетели на таран бревна и камни, да опрокинулся поток кипящей смолы. Сразу повалил жирный чёрный дым, и под самой стеной завопило, заорало, завыло и заохало. «Скушай-ка вот это!» — подумал Всеволод с тихим злорадством.

И вновь отступила Батыева орда.

Наконец исчерпав скорее своё терпение, нежели силы, Субудай, главный полководец Батыя, подумал: раз не выходит так, попробуем по-иному. В этот раз на приступ погнали хашар. Хашар. Слышится в этом слове что-то шуршащее, неприятное, парализующее, ползучее что-то. Может быть, это всего лишь предубежденье. Кто знает? Термин сам по себе безобидный и в переводе с арабского означает «благотворительность». Что может быть лучше и достойнее. В Узбекистане и сейчас этим термином обозначается безвозмездная уборка территории силами граждан. Русский синоним — субботник тут подошёл бы как нельзя кстати и, возможно, был бы более точен, ибо благотворительность — действие для нас несколько иного рода. Но спорить в данном случае, что ближе, а что дальше, особенно нечего, почвы нет, на чём этот спор можно было бы отстроить. Да и зачем? Монголы, со свойственной им извращённой иронией, название оставили, а