– Давай! – капитан силой выдернул пистолет из руки Тихона. – Я на это и рассчитывал. Теперь мой выстрел!

Это был уже другой человек, совсем не похожий на благородного дворянина девятнадцатого века. Он направился к Нине:

– Гони патрон!

Нина молчала и испуганно отодвигалась в глубину машины. Ее сжатые ладошки прижимались к груди.

– Гони патрон, сука! – Межов пихнул девушку и сдавил ладонью ее необутую ногу в месте перелома.

Нина вскрикнула, ее тело дернулось, как от удара током, ладонь разжалась, и маленький патрон шлепнулся на коврик под сиденьем.

После вскрика Нины Тихон окончательно пришел в себя и побежал к машине. В прыгающем взгляде фокусировалась ставшая ненавистной спина капитана. Еще немного – он достанет и опрокинет его. Но в последний момент раздался щелчок задвинутой обоймы, спина разогнулась и в лицо Заколова почти уперся ствол пистолета.

– Еще одно движение – и я стреляю, – прошипел Межов.

Лицо капитана озарила радостная улыбка, больше похожая на гримасу безумца. С этой застывшей улыбкой он выждал паузу, словно актер после эффектной сцены. Когда улыбка плавно слиняла, тонкие бескровные губы капитана медленно зашевелились:

– А сейчас тихонечко идем и занимаем свои позиции. Наш договор остается в силе. Дуэль продолжается.

Заколов пытался взглянуть через плечо Межова на стонущую девушку.

– Что вы сделали с ней? – требовательно спросил он.

– Обычная методика для получения показаний. У каждого человека есть слабое место, надо лишь на него надавить.

– Нина! – позвал Тихон.

– Уже прошло, уже лучше, – сквозь стоны выдавила девушка.

– Все! Двигай на место, – поторопил Межов. – Времени нет, а мне еще ехать да ехать. Или ты хочешь здесь получить пулю?

Тихон побрел к краю Гиптильника. Нужно было выиграть время. Но что, что он сможет предпринять в этой ситуации?

Капитан выдернул откуда-то из машины бутылку водки и с силой захлопнул перед Ниной дверцу. Не опуская пистолета, он на ходу зубами сдернул колпачок и приложился к бутылке. Последовало несколько глотков. Межов зажмурился и передернулся:

– Дрянь водка. Из чего ее только гонят? Но дай время, скоро перейду на коньяк. – Он выпил еще, встряхнул остатки, подозрительно посмотрел сквозь стекло на пузырьки и выкинул недопитую бутылку: – Дрянь!

Межов и Заколов заняли свои места. Капитан стоял около рюкзака и поигрывал пистолетом.

– Как я тебя развел! – улыбнулся капитан. После выпитого его настроение улучшилось и захотелось похвастаться. – У меня там, – Межов кивнул назад, – твоя башка в прицел не попадала. Дистанция непривычная, да и устал я за эти дни. Пришлось в благородство сыграть, пальнуть в сторону. Я знал, что ты тоже так сделаешь. Не прогадал… А с этого расстояния я тебе башку продырявлю, не сомневайся. У меня по этой части большой опыт.

– По мишеням с десяти метров обычно стреляете? – задал первый пришедший в голову вопрос Заколов. Малая часть его сознания слушала капитана, а весь остальной мозг хаотично искал пути спасения.

– Ха-а! По мишеням! Я палю по таким же дурным головам, как твоя. Усек? – капитан произнес это громко и гордо, а затем, словно оправдываясь, тихо добавил: – Работа у меня такая.

– Работа? – не понял Заколов.

– Да, работа, – подтвердил Межов и, прежде чем произнести следующую фразу, пристально посмотрел в глаза Заколову.

Он даже сделал шаг вперед. Ему любопытна была реакция слушателя. Он много лет хотел сказать хоть кому-нибудь эти слова и посмотреть, какой эффект они произведут: страх, ужас, уважение? Или брезгливость? Втайне он надеялся увидеть на лице парня глубокий уважительный страх.

Когда капитан наконец произнес заветные слова, в интонации сквозила гордость, разбавленная оттенком благородной усталости:

– Палачом я служу.

И такая волна откровенности накатила на капитана внутренних войск Межова Сидора Сидоровича, что не смог он сдержаться. Будто плотину прорвало. Старую плотину с ветхой дамбой, за которой за многие годы скопилось мутное озеро тягостных впечатлений.

Он стоял от Заколова в трех метрах и говорил, говорил. Рука держала пистолет на взводе. Ствол был направлен в живот Заколову. Межов знал, что убьет паренька в любом случае. С этого расстояния можно было стрелять в любую часть тела. Кинетическая энергия пули отбросит парня назад. Заколов, согласно договоренности, расположился на кромке конусообразной ямы, упав в которую, выбраться невозможно.

Межов рассказывал и видел в глазах парня интерес, удивление, страх и даже, по крайней мере так ему казалось, некоторое уважение – все то, что он хотел лицезреть все эти годы. Хотел, да не мог. Никогда и никому он не рассказывал о своей работе. Студент, которому и жить-то оставалось всего ничего, был первым его слушателем.

После окончания школы милиции, где Сидор Межов не проявил никаких следственных способностей, не сдружился ни с кем, был замкнут и нелюдим, попал он по распоряжению начальства в систему исправительно-трудовых учреждений, а попросту говоря, надзирателем в тюрьму.

Тюрьма была особая. Здесь содержались преступники, приговоренные к высшей мере наказания – расстрелу. Что там разглядел начальник тюрьмы в замкнутом и угрюмом лейтенанте Межове, одному ему ведомо, но так или иначе, когда появилась срочная необходимость в назначении нового человека на неофициальную должность палача, начальник вызвал для приватного разговора именно Сидора Межова. И, как оказалось, не прогадал.

Разговор вышел простой. Начальник тюрьмы долго ходил вокруг да около, приглядывался к лейтенанту, а когда сказал все начистоту и обжегся вспышкой злости в глазах Межова, впрочем, обращенной не наружу, а куда-то вглубь, в неведомую пучину подсознания, понял, что беседа прошла удачно, другого кандидата можно не искать.

Да и сроки поджимали. Два приговора с отклоненными ходатайствами о помиловании уже не первую неделю лежали в сейфе. Зачем тратиться на содержание тех, кому отказано в праве жить на этом свете. Да и со свободными камерами, как всегда, напряженная обстановка. Контингент прибывает и прибывает.

Межов дал согласие на следующий день. Скрупулезно уточнил детали. Пятьдесят рублей премии за каждую голову да три дня отгула, оформленные в виде командировки. Большего не полагалось. Подчинение – непосредственно начальнику тюрьмы. Кроме него, никто не будет знать об особых обязанностях Межова.

Условились не тянуть. Злобный огонек в глазах Сидора требовал выхода, и начальник предложил начать исполнение новых обязанностей с завтрашнего дня.

Межов молча кивнул и только уточнил: «Во сколько?». «Рано утром. До разноса пищи», – по-хозяйски определил время рачительный начальник.

На рассвете Сидор Межов получил под роспись пистолет с патронами в кабинете начальника тюрьмы и ключи от нужной камеры.