– Качюния, с вещами на выход, – из-под сдвинутой на лоб фуражки буркнул Сидор, когда заглянул в камеру.

– Что, к следователю? Зачем с вещами?

– Разговорчики! – рявкнул Сидор и миролюбиво добавил: – Помилование тебе пришло. У адвоката подпишешь, и переводим в колонию строгого режима.

Счастливый рецидивист Качюния шел впереди. Сидор изредка указывал дорогу. Спустились в подвал. Сидор плотно прикрыл за собой тяжелую дверь. Узкий каменный коридор тут же уперся в следующую железную дверь. Качюния привычно остановился, ожидая команды: «К стене!». В этот момент Сидор достал пистолет, равнодушно прицелился в бритый затылок арестанта и нажал на курок. Эхо растерянно заметалось в закрытой трубе коридора, из-за чего Сидору показалось, что тело свалилось совершенно беззвучно. Проверять качество работы он не стал, дымящаяся дырка в черепе говорила сама за себя.

Сидор Межов вернулся к начальнику тюрьмы и сдал пистолет. Начальник убедился в отсутствии только одного патрона и, отведя взгляд в сторону, спросил:

– Проблемы были?

– Нет, – коротко ответил Сидор.

– Ты садись, я врачу позвоню, – засуетился начальник.

Когда через пятнадцать минут тюремный врач по телефону констатировал смерть осужденного, тягостное молчание прервалось. Начальник налил Сидору стакан водки:

– Выпей, легче будет.

Сидор не стал объяснять, что ему не тяжело, и исправно выпил.

– Только закуски нет, – развел руками начальник. – У тебя три дня отгула. Командировку в одну из колоний я оформлю. Когда придешь на работу, отметим в отделе кадров. А сейчас можешь идти домой.

– Сегодня я останусь на службе, – решительно сообщил Сидор и попросил в утвердительном тоне: – А в следующий раз можно, я не буду ждать у вас в кабинете заключения врача. Люди вычислят.

– Хорошо, хорошо, – согласился начальник.

– И командировку в этот же день мне давать не надо. Я сам скажу когда.

И с этим условием начальник согласился.

Про первого казненного Межов рассказал Заколову подробно. Он до мелочей помнил, как упал Качюния, куда откатились его вещи, как растекалась кровь. И маленькую дырочку на голове с опаленными волосами он хорошо запомнил. Уже позже, в другой раз, когда он покинул узкий коридорчик не сразу после выстрела, Сидор разглядел, в какую безобразную прореху превращается маленькое входное отверстие на выходе из черепа.

Однако про остальных рассказывать было неинтересно. Работа была рутинная, отлаженная до мелочей, и многое из раза в раз повторялось. Иногда Сидор честно говорил осужденным, что их ходатайство о помиловании отклонено, и приказывал перейти в другую камеру. Они покорно шли, подавленные, но безропотные. Каждый верил, что его последний день еще не наступил, что ему обязательно сообщат об этом заранее и дадут возможность подготовиться к уходу в мир иной.

Но исключений не было. Каждый приговоренный, согласно странным правилам тюремного гуманизма, заканчивал свой путь в тот же день в узком коридоре, где через час кто-то исправно замывал следы крови.

Рассказывая подробности, Межов жадно следил за выражением лица Заколова. Но парень почти сразу уткнул взор в землю и что-то ковырял там носком кроссовки.

Со стороны машины послышались шаги. Межов взглянул на Нину. Перепуганная девушка пыталась на одной ноге уйти от автомобиля. Она сделала несколько неуклюжих прыжков, но рычащая стая псов, мгновенно переместившаяся к ней, напугала ее еще больше и заставила вернуться. Хрупкие плечи девушки скрылись за автомобильной дверцей, и Сидор вспомнил спины женщин, спускавшихся в коридор, из которого не было возврата.

И вновь слова, похожие на исповедь, требовали выхода.

Всего через него прошли две приговоренные женщины, но особенно врезалась в память та, что была моложе – чернявая, с хорошей фигурой и очень грустным взглядом.

Женщины в тюрьме не содержались, их привозили специально для приведения приговора в исполнение. И что бы им ни говорили при этом, какие бы успокаивающие небылицы ни сочиняли, они чувствовали, для чего их сюда привезли. Может, интуиция у баб сильнее, чем у мужиков?

Когда Сидор соврал чернявой, что переводит ее в другую камеру, она все поняла. Она шла впереди и постоянно оглядывалась. В злосчастном коридоре она остановилась и повернулась лицом к Сидору. Руки в наручниках сдернули резинку, стягивающую волосы. Женщина тряхнула головой, и черная прядь волос прикрыла часть ее лица. Влажные глаза, сквозь колышущуюся преграду из спутанных волос, пытались поймать взгляд Сидора и искали ответ на какой-то важный и жгучий вопрос. Сидор не мог смотреть в ее расширенные зрачки. Он навел пистолет не в лицо, а в грудь. Он не хотел портить красоту лица ужасной раной, хотя знал, что никто из родственников и знакомых девушку никогда не увидит и не узнает даже о месте ее захоронения.

Тогда он в первый и последний раз нарушил правило – стрелять только в голову. Потом пришлось сидеть у начальника и ждать результата заключения медэсперта.

А вдруг она осталась жива, думал Сидор. Что тогда? Начальник прикажет идти и добить? Или врачи должны будут ее вылечить, чтобы потом вновь привести приговор в исполнение?

Он ждал звонка телефона в страшном возбуждении. Начальник уже забрал у него пистолет и спрятал в сейф. У Сидора непроизвольно сжимались руки, глаза впились в лоснящийся пластик телефонного аппарата. Звонка почему-то очень долго не было. И когда раздался особенно громкий телефонный зуммер, Сидор вздрогнул и ясно понял, что не сможет второй раз выстрелить в эту женщину.

Начальник выслушал сообщение, произнес «угу» и медленно опустил трубку. Тревожный взгляд уперся Межову куда-то в переносицу.

– Что? – не выдержал Сидор.

– Она умерла, – начальник вздохнул и потянулся за сигаретой. – Но не сразу… Врачу пришлось… ждать.

Повисла долгая пауза, оба развели взгляды в противоположные стороны.

– За что ее? – после долгого молчания спросил Сидор. Раньше он никогда не интересовался тем, за какие преступления приговорили его жертв.

Начальник с ответом не спешил. Сначала оба выпили по полному стакану водки. Поморщились. Закуски вновь не было, только пахучие сигареты.

– За что ее? – еще раз спросил Сидор, чувствуя какое-то непривычное жжение в уголках глаз.

– Не наше с тобой это дело, – начальник прикрыл ладонью пальцы Сидора, но тот отдернул руку. – Раз суд решил, значит, заслужила.

В этот день Сидор сразу ушел из тюрьмы. Он пил три дня и никак не мог решить, как бы он поступил в той же ситуации снова, увидев влажные женские глаза из-под колышущихся волос? Поднял бы он руку и куда бы направил ствол пистолета?

Но к высшей мере наказания, к счастью, приговаривали в основном мужчин.

– В мужиков стрелять легче, – завершил рассказ Межов и навел пистолет в лицо Заколова.