В 1369 году, сразу же после подавления мятежа, военачальники и приближенные Тимура единогласно выбрали его правителем Самарканда; в то время ему было тридцать три года от роду.

Начиная с того времени его жизнь, впрочем, как и прежде, была чередой непрерывных войн и кровопролитий.

Получился бы слишком длинный список, если бы мы решили перечислить все события тридцати пяти кампаний, в которых он пронесся по Азии опустошительным вихрем; о них он оставил нам полный отчет в «Записках о жизни» и Уложениях, которые, как считается, были под диктовку записаны рукой его секретаря. Там, хотя он и высказывает некоторые правильные представления о обязанностях государя и старается доказать, что блестяще справился с ними, он перечисляет среди них принуждение к мусульманской вере и распространение ее силой оружия, а также обширные завоевания и одобряет мысль, что если государь отдает приказ, то, даже если он осознал ошибочность этого приказа, он тем не менее должен требовать его исполнения, иначе он поставит под сомнение собственную власть и вызовет к ней неуважение. В своей империи он способствовал установлению справедливости и процветанию подданных и правил, номинально опираясь на совет, созываемый в соответствии с кодексом законов, который своим потомкам завещал еще Чингисхан, хотя и не письменно, а по преданию; и в разных провинциях своей империи он поставил наместников, независимых друг от друга и подчинявшихся только его приказам, как это обычно делали могущественные правители Востока и как это много веков спустя Наполеон пытался ввести в Европе. Хотя обычно он судил преступников беспристрастным судом, порой его гнев оказывался сильнее его чувства справедливости, и тех, кто оскорбил его, злоупотребил доверием или правил тиранически, он приказывал обезглавить без промедления; менее виновные политические преступники наказывались изгнанием в монгольские пустыни у подножия Алтайских гор или смещением со своих постов; и он никогда не допускал, чтобы интересы частных лиц мешали государственным делам. Большинство восточных писателей, ослепленные его победами и славой, считая его защитником веры и ревностным приверженцем и поборником заповедей и вероучения пророка, восхваляют щедрость, с которой он распределял среди своих подданных богатства, добытые на войне, больницы и благотворительные заведения, построенные по его приказу, благочестие, с которым он строго исполнял все требования и обязанности своей религии, снисходительность его владычества над теми подданными, которые мирно подчинялись его власти, его достоинства как родственника и друга, его неизменное и неукротимое мужество; но европейские историки той эпохи содрогались от одного его имени и обвиняли его во всевозможных нечестиях и пороках, в самой низкой трусости[202] и малодушии, в самой дикой и бессмысленной жестокости. Поистине даже его злейшие враги не смогли бы преувеличить разорения, которые он произвел, и чудовищные расправы, совершенные по его приказу над беззащитными пленниками, которые неверной удачей войны попали к нему в руки, хотя его хвалители пытались найти ему оправдания в политической целесообразности и самосохранении; и, если часто повторявшийся и считавшийся достоверным рассказ о том, что он осудил своего пленника Баязида на заключение в железной клетке, где этот несчастный вскоре прекратил свое жалкое существование, разбив голову о ее прутья, давно уже опровергнут как выдумка, тем не менее в Персии, Индии, Грузии и Дешт-и-Кипчаке зверства Тимура редко могли найти параллели в истории и, учитывая, что монголы тогда уже были сравнительно цивилизованным народом, конечно, никогда не были превзойдены.

В то время как Чингисхан, по крайней мере, как считается, сражался за то, чтобы установить учение единого Бога и искоренить с лица земли мусульман, евреев, христиан, идолопоклонников и всех, превозносящих каких-либо пророков, святых или законодателей, делая их равными или почти равными Единому Верховному Существу, Тимур провозглашал, что ведет битву только ради славы и распространения мусульманской веры и учения пророка до всех краев земли. Его армия подчинялась тем же правилам, которые обеспечивали сплоченность и дисциплину огромных ратей первого монгольского завоевателя, чьи законы и военные распоряжения строго соблюдались его преемниками, среди которых нет ни единого татарского вождя между границами России и Китайской стеной, кто не претендовал бы на происхождение от великого Чингисхана. Каждый начальник и простой солдат под страхом смерти отвечал за жизнь и честь своих товарищей; от них требовалась учтивость, честность и справедливость в отношениях друг с другом; убийство, лжесвидетельство и кража вола или коня карались смертной казнью. Чингисхан также заповедал своим преемникам и потомкам, что, раз начав войну, монгол не должен щадить врага, если только он смиренно и искренне не взмолится о милости, но Тимур после вступления на имперский трон не выказал ни корыстолюбия, ни неумеренного честолюбия, а свою первую войну с внешним врагом начал только потому, что того требовала необходимость самообороны.

Примерно в 1370 году смута, возникшая в Кыпчакской Орде и разделившая ее на несколько независимых государств, каждое из которых принадлежало отдельному хану, заставила Тохтамыша, потомка императорской династии и сына убитого Уруса, уступить отцовский трон другому Урусу и бежать из своей страны; он обратился за защитой к Тимуру, и император принял его у себя с величайшей щедростью и отдал ему в управление одну из провинций. Едва Тохтамыш успел обосноваться как новый правитель в Отраре и Сабране[203], которые граничили с побережьем Аральского моря и приближались к пределам Дешт-и-Кипчака, как Кутлук-Буга[204], сын хана Яика или Астрахани, откуда бежал изгнанный Тохтамыш, выставил против него большое войско; но хотя он и разбил Тохтамыша, который остался лежать на поле голый и раненный, но и сам был убит в бою. Его брат Токтакия поклялся отомстить за его смерть, а его отец отправил послов к Тимуру с письмом, которое гласило следующее: «Токтамыш убил моего сына и бежал под крыло к тебе. Выдай его мне, потому что он мой враг. А если не выдашь, то я буду воевать с тобой, и нам не останется ничего иного, кроме как встретиться на поле боя». На это требование император ответил послам: «Тохтамыш пришел ко мне, прося защиты, и я его не выдам. Возвращайтесь к Урус-хану и скажите ему, что я принимаю его вызов и готов к войне и мои храбрые воины не знают иного долга, кроме войны. Это львы, которые живут не в лесах, а в лагерях и армиях».

После того как астраханские послы вернулись к своему господину, Тимур выступил навстречу войскам Дешт-и-Кипчака; однако зима застигла обе армии в бесплодных степях между Каспием и Самаркандом, где они несколько месяцев стояли на небольшом расстоянии друг от друга, так как и та и другая были не в состоянии вести военные действия из-за глубокого снега и сильного мороза. Однако с приближением весны император двинулся вперед. Нанеся сокрушительное поражение вражеским войскам, он заставил его вернуться восвояси; после чего Тимур, поручив Тохтамышу, выступавшему в качестве проводника, командовать авангардом, привел свою рать в Дешт-и-Кипчак. Он захватил и разграбил несколько пограничных городов и перебил всех жителей; после смерти Уруса и его старшего сына Токтакии, который последовал за отцом через несколько месяцев, император почти без сопротивления посадил Тохтамыша на трон и затем вернулся в Самарканд. Но Тохтамыш снова был вынужден бежать от Тимур-Малика, третьего сына Уруса; но из-за его распутного образа жизни и злоупотреблений собственные подданные предпочли вернуть Тохтамыша, а когда в следующем году московский князь Дмитрий нанес сокрушительное поражение Мамаю, сарайскому хану, в Куликовской битве на берегах Дона, где после боя поля на 20 километров были усеяны трупами, Тохтамыш привел армию вдоль его берегов и овладел столицей и таким образом снова объединил в одной империи разделенный улус Джучи в Дешт-и-Кипчаке. Спустя год после этого он вторгся в Россию, сжег и разграбил Москву, которую защищал князь из царского рода, и потребовал у москвичей по рублю за каждые восемьдесят убитых соотечественников, которых они хотели похоронить с приличествующими ритуалами, и бояре выкупили 240 тысяч погибших за 3 тысячи серебряных рублей.