Персия, которая после смерти Абу Саида, последнего наследника Хулагу, стала жертвой раздора и смуты и разделилась между множеством мелких князьков, ничем не вызванным нападением одного из ее князей на Бухару, а также короткой и безрезультатной осадой Самарканда навлекла на себя страшное возмездие монголов, и Тимур с громадной ратью пришел на ее равнины. Вместо того чтобы объединиться с целью общей и взаимной защиты, каждая провинция опрометчиво пыталась противостоять ему самостоятельно, в одиночку, и каждая была сметена, словно пыль, перед войсками Тимура в их непреклонном наступлении. Шах Мансур, султан Фарса, чей характер омрачался самой гнусной жестокостью и который приказал ослепить нескольких персидских правителей, когда они, спасаясь от захватчиков, укрылись в его государстве, будучи одним из самых слабых, оказался при этом едва ли ни единственным иранским полководцем, который энергично и умело противостоял монголам и упорно сопротивлялся их продвижению. У Шираза он вместе с 3–4 тысячами воинов пробился сквозь 30 тысяч монгольских всадников и, сметая все на своем пути, приблизился на расстояние двух шагов к императору, который сражался в гуще боя. Лишь четырнадцать телохранителей оставались возле знамени Тимура, но он сражался с мужеством обычного солдата и таким отчаянным упорством, с которым борются за свою жизнь. В его шлем дважды ударил скимитар Мансура, но Тимур оставался тверд как скала; его воодушевленные спутники сплотились вокруг него, и через несколько мгновений голова шаха слетела наземь от удара Шахруха, младшего сына Тимура, которому еще не исполнилось и семнадцати лет, и он бросил отрубленную голову к ногам отца. Император приговорил всех представителей рода Музаффаридов, из которых происходил Мансур, к страшной смерти, хотя ко всем пленникам, которых нашел в подземельях Фарса, отнесся с большой добротой; и, восстановив в прежнем положении тех, кто был ослеплен или подвергся иному жестокому обращению со стороны Мансура, он украсил город Исфахан башнями из 70 тысяч человеческих голов. Затем, отпра вившись на берег Персидского залива, он пригрозил уничтожением Ормузу, но пощадил его, так как его мирные жители сразу же покорились без сопротивления, а также обязались ежегодно выплачивать дань в 600 тысяч золотых динаров. Во время этого похода жители Шахрисабза, подстрекаемые своим правителем, которого незадолго до того Тимур поставил над ними, подняли восстание. Тимур пошел на них, подавил мятеж и приказал взять 2 тысячи несчастных пленников, сложить одного на другого и замуровать в высокой кирпичной стене, где их и оставили умирать.

В 1388 году Тимур вторгся в Грузию, которая с момента ее завоевания монголами при Чингисхане страдала от всяческих унижений и пришла в упадок; и хотя номинально Грузия все еще признавала власть монголов, она навлекла их недовольство своим отказом принять мусульманскую веру, и ее народ уже готовился к храброму и энергичному сопротивлению. Император, по своему обычаю, прежде чем войти в новую страну со своей ратью, заранее отправил туда соглядатаев, и те доставили ему правдивый отчет о силе тамошних городов и гарнизонов, речных бродах, горных перевалах и равнинных дорогах. Тимур почти стер с лица земли мирных китайских поселенцев в северных районах, заменив их монголами, и выгнал генуэзцев, основавших множество торговых поселений на ее берегах и разработавших несколько шахт в Мегрелии, и перебил всех, кто отказался объявить себя мусульманином. Он провозгласил священную войну, которую вел исключительно для славы и распространения веры пророка; монголы окружили Тифлис и, крича «Аллах акбар!» – «Бог велик!», захватили город в ходе яростного штурма, после чего привели к своему владыке закованного в цепи царя Баграта V, которому великий эмир подарил жизнь и свободу за его согласие отречься от христианства, а затем поставил его на высокий пост при своем дворе. Гербовый щит, который был на грузине во время боя и который, сдавшись, он подарил победителю, по поверью наивного грузинского народа, принадлежал израильскому царю Давиду и был выкован им в кузнице в Иудее, поэтому пользовался великим почтением и у христиан, и у мусульман, и первые горько сожалели о его потере. Князь Ширван, чтобы умилостивить Тимура, сделал ему девятьюжды девять подарков, так как девять считалось у татар священным числом; и, полностью покорив всю страну, Тимур устроил грандиозную охоту вместе со своими военачальниками и знатью среди холмов неподалеку от Тифлиса. Но многие местные жители, бежавшие в дикие дебри Кавказа, даже там подвергались преследованию безжалостного неприятеля, который, находя их в пещерах самых тайных ущелий среди скал, выгонял из убежища, причем солдаты на веревках спускались с вершин утесов и либо мгновенно убивали их, либо уводили с гор, сковав вместе цепью, и потом продавали в рабство. В Дагестан вторгся эмир Самарканда, перебил всех местных христиан и строго насадил поклонение пророку в этой провинции, где оно преобладает по сию пору, а церкви и замки знати, а также крепости и деревни Кавказа разграбил и разорил. Ханы улуса Джучи уже давно рассматривали кавказские народы как часть Кыпчакского ханства, хотя в последнее время они не платили дани и практически пользовались свободой и независимостью; и вторжение в эту страну дало Тохтамышу давно и горячо желаемый предлог, чтобы отказаться от обязательств перед Тимуром и объявить великому монгольскому эмиру войну, в значительной степени вопреки советам и мольбам его своих самых мудрых советников. Тимур выслал против него войско, но оно было полностью разбито у Дербента; а так как присутствие войск императора требовалось в Персии, где вспыхнуло восстание, то Тимур вскоре покинул Грузию и на некоторое время оставил мысль отомстить Дешт-и-Кипчаку за такой афронт. Но Тохтамыш, казалось, собственными руками стремился ускорить свою погибель; обвинив своего благодетеля в том, что он подлый узурпатор и незаконно носит венец, который по священному и бесспорному праву принадлежит одним лишь прямым потомкам Чингисхана, он вместе с войском в 90 тысяч всадников прошел через Каспийский перевал, пересек опустошенную Грузию и пошел в наступление по персидским равнинам. Пока Тимур был занят подавлением восстания в Персии, а в Трансоксиане остался править отпрыск императорского дома, Тохтамыш пересек Гихон и двинулся к Самарканду с ратью из русских, черных болгар, татар и казаков, столь многочисленной, говорит персидский историк[205], «что поэты сравнивали ее с листьями на деревьях густого леса и каплями дождя в ненастье». Он сжег великолепный дворец в Занджир-Сарае, построенный Казан-ханом, и разграбил множество городов на своем пути; в это время из-за смерти любимой дочери Тимур погрузился в столь глубокое горе, что казался совершенно неспособным к действию и безразличным к судьбе своего престола и самой империи. Но мольбы и увещевания его родных и приближенных в конце концов заставили его собраться с силами и возглавить войско для борьбы с врагом; и, встретившись с Тохтамышем посреди широких степей за Бухарой, где снег был настолько глубок, что доходил до подпруг лошадей, он нанес армии мятежника страшное и сокрушительное поражение. Переждав, хан Дешт-и-Кипчака снова собрал свои войска и осадил Сабран, но, когда император с чагатаидами приблизился, бежал и вернулся в свои владения через Урал, или Яик.