Я не горжусь тем, что сделала дальше.

В свою защиту хочу сказать, что это случалось с миссис Паксли по несколько раз в день.

Я наслала на нее спинной спазм. Женщина вскрикнула от боли. Я знала, что она устроит из этого представление.

Хейзел услышала крик, несмотря на свою печаль, и поспешила вверх по дороге.

Я знаю, что это не было хорошим или честным поступком. Я никогда не говорила, что я хорошая или честная. Но я не чудовище. В качестве благодарности она получила целую неделю без спазмов и два поцелуя в щеку от мужа.

Позволите мне продолжить? Благодарю.

От боли миссис Паксли сложилась вдвое, и когда Хейзел подбежала к ней, чтобы предложить помощь, седовласая леди увидела только сиреневую юбку и пару изящных парижских туфель, о которых леди из Челмсфорда могут только мечтать. Это ей не понравилось.

Юбка и туфли помогли миссис Паксли зайти в дом и лечь на диван, а затем нашли для нее подушку и принесли стакан воды. Несмотря на боль, она хорошенько рассмотрела Хейзел.

– Кто вы, моя дорогая? – спросила она. – Вы не местная.

– Нет, – ответила Хейзел. – Я из Лондона. Я приехала сюда, чтобы навестить друга.

Миссис Пакли сморщилась от нового приступа боли.

– Что ж, для меня вы просто ангел милосердия, – сказала она.

– Я могу кого-нибудь позвать? – спросила Хейзел.

– У служанки выходной, – простонала женщина. – А мой муж в городе, на похоронах.

– Принести вам аспирин? – спросила Хейзел.

– Мерзкая немецкая отрава, – ответила миссис Паксли. – Я в него не верю.

Пожилая леди выглядела такой хрупкой и беспомощной, что Хейзел не знала, как ей уйти.

– Вы все смотрите на пианино, дорогая, – заметила миссис Паксли. – Вы умеете играть?

– Да, – ответила Хейзел. – Хотя я давно не практиковалась.

– Сыграйте что-нибудь для меня, – попросила женщина. – Что-нибудь нежное для моей бедной спины.

Хейзел колебалась. У нее не было нот, и в последний раз она садилась за клавиши три месяца назад. В Челмсфорд она приехала прямо из Франции. Она еще не виделась с родителями. Хейзел решила, что, если она найдет Джеймса, – они с родителями это отпразднуют. Или она сможет поплакать у них на коленях, если…

Если.

Так много «если». Она никогда не думала, что Джеймс не захочет ее видеть.

– Дорогая? – миссис Паксли прервала ее раздумья. – Вы в порядке?

– О, – Хейзел попыталась улыбнуться. – Со мной все хорошо.

– Не обязательно играть на пианино, если это вас расстраивает, – сказала жена викария.

– Нет, нет, – Хейзел поднялась на ноги. – Я буду счастлива что-нибудь для вас сыграть.

И она сыграла «Патетическую» сонату Бетховена. Вторую часть – «Adagio cantabile». Обри назвал ее «Жалкой сонатой». Она молча взмолилась, чтобы он был жив и находился в каком-нибудь безопасном месте.

Только теперь она осознала всю печаль и нежность «Сонаты для фортепиано номер восемь, до минор, опус тринадцать». Боль разбитого сердца нашла отражение в ее исполнении, и девушка почувствовала облегчение. Это был бальзам для ее раненой души.

– Моя дорогая, – прошептала миссис Паксли, когда последняя нота отразилась от стен дома, и мелодия затихла. – Кто ты?

– Меня зовут Хейзел Виндикотт, – ответила она.

– Вы аккомпаниатор? Или репетитор?

Хейзел задумалась над ответом.

– Я была военным волонтером, – объяснила она. – Но обстоятельства вынудили меня оставить работу, и я приехала сюда.

Девушке хотелось, чтобы пожилая леди перестала ее расспрашивать и просто позволила ей играть. Впервые за несколько месяцев она снова ощутила вкус музыки.

У миссис Паксли чуть не потекли слюни.

– Хотите сказать, – прошептала она, – что сейчас вы совершенно свободны?

Неудачный выбор слов задел Хейзел. Она не была свободна, даже если ее любимый больше не хотел иметь с ней ничего общего.

– Я собиралась найти еще какую-нибудь волонтерскую работу, если это возможно, – сказала она. – Но, в конце концов, я надеюсь поступить в музыкальную консерваторию.

Девушка удивилась своим собственным словам. Да. Она подаст документы. И куда пропала ее боязнь выступлений? Канула в Лету вместе с другими детскими страхами. Что бы ни ждало ее в будущем, она будет играть на пианино. Потому что она этого хотела.

– Я надеюсь, что вы поступите в консерваторию, – решительно сказала миссис Паксли. – Упустить такой талант было бы преступлением.

Хейзел участвовала во множестве музыкальных соревнований и знала, что у нее не было выдающегося таланта. Но в какой-нибудь уважаемой музыкальной школе для нее наверняка найдется место, если она будет упорно работать.

– У вас красивое пианино, – сказала она. – И в комнате очень хорошая акустика.

Миссис Пиксли решила воспользоваться предоставившейся возможностью.

– Мисс Виндикотт, – сказала она. – Может, я тороплю события, но в этом большом доме живем только мы с мужем. Наш сын женился и уехал. И нам как раз нужен детский преподаватель фортепиано для воскресной школы. Может, вы захотите остаться? Сможете целыми днями готовиться к прослушиванию в консерваторию, а заодно оживите этот старый дом.

От удивления Хейзел потеряла дар речи.

Не могу сказать, что я не имела отношения к этому поспешному предложению.

– Муж часто спрашивает меня, почему я продолжаю настраивать этот инструмент, – продолжила пожилая леди. – Но ведь никогда не знаешь, когда понадобится пианино, – она повернулась к Хейзел. – Сразу видно, что вы порядочная, воспитанная леди. У вас есть какой-то багаж?

Багаж? Когда это они дошли до обсуждения багажа?

Должна ли она соглашаться? Зачем селиться по соседству от Джеймса после того, как он не захотел ее видеть?

«Соглашайся, – сказала я ей. – Воспользуйся шансом».

«Он этого заслуживает», – подумала она.

Прогнать ее, даже не поздоровавшись! Ради того, чтобы разузнать о его самочувствии, она проделала долгий путь из Франции и не уедет с пустыми руками. Пусть он лично скажет ей, что все кончено, и тогда она уйдет. А пока что она останется здесь и будет репетировать на этом прелестном пианино. Почему бы и нет?

– Мой багаж на станции, – сказала она миссис Паксли.

– Отлично, – проговорила пожилая дама, вставая с дивана и совсем позабыв про спазм. – Я отправлю соседа за твоими вещами.

Жена викария не хотела, чтобы ее новая пианистка отправилась на станцию и передумала возвращаться.

В понедельник Джеймс надел костюм, галстук и пальто и направился в город. У него был назначен прием в военной комиссии, которая должна была определить, может ли он вернуться на фронт. Если они решат, что Джеймс достаточно восстановился – он отправится в траншеи, где, в его нынешнем состоянии, не протянет и недели. А если они решат, что он не годится для службы, это станет еще одним напоминанием о его неполноценности.