– Потому что я без тебя – не я. Потому что я не хочу ничегодругого. И никого другого. И никогда не хотел.

– Ты все это сейчас придумал.

– Я ничего не придумал!

Она все возилась с его рукой, то гладила, то целовала, тодышала на пальцы, и от руки – к голове, к глазам – подступали жар и боль, иГлеб знал совершенно точно, что вот-вот, через несколько секунд, не останетсяничего, кроме жара и боли.

Просто он ждал этого слишком долго.

– Катя?

Она посмотрела на него, перестав возиться с рукой.

Он не знал, как спросить. Он никогда не спрашивал ничеготакого.

И в эту секунду, когда он посмотрел ей в лицо, силясьсказать самое важное, вдруг что-то случилось.

Галактики встали на дыбы.

Миры закачались.

Вселенные осыпались миллионами искр.

Это длилось одно мгновение. В следующее все сталопо-другому.

Никаких разных галактик и вселенных.

Один мир на двоих, огромный и прекрасный.

В этом мире они были вдвоем и понимали друг друга так, как –конечно, конечно же! – никто и никогда друг друга не понимал.

Все сошлось, все определилось и стало на свои места. В этомобщем мире они разговаривали о жизни, сидя под кустом сирени. В этом миреЕнисей нес свои воды к Северному полюсу, и для них это было почему-то важно. Вэтом мире катился крохотный, почти игрушечный велосипед, а на нем ехалакудрявая девчонка. В этом мире пахло пирогами, чистотой и кофе из термоса. Вэтом мире был взгорок, а на нем березка, а дальше лес, лес до самого горизонта.

В этом мире все принадлежало им, и они принадлежали другдругу, а впереди лежала целая жизнь, которая, по слухам, одна!..

И так было всегда, зря Катя упрекала его в том, что онтолько что все это придумал!..

– Катя?..

Она кивнула, очень серьезно.

Все было понятно – и о чем он спрашивает, и что онаотвечает.

Кто сказал, что мужчины и женщины произошли из разных миров,галактик и вселенных?! Какая чепуха!

Может, конечно, и произошли, но, оказывается, Бог оставил имшанс заиметь собственную вселенную – вот же она! Должно быть, везет немногим,но тем, кому везет, достается все.

Все, что только можно себе представить. И даже немногобольше.

С серьезной торжественностью, на миг рассмешившей его, Катяобняла Глеба за шею и уткнулась носом в плечо. Нос был холодным, а плечогорячим.

Ну вот, получай меня.

Если это то, чего ты хотел на самом деле. Ведь ты хотел,да?..

Она отстранилась и посмотрела ему в лицо. И их общие миры,галактики и вселенные стали медленно, но верно втягиваться во вновь возникшую чернуюдыру, которая шустро и деловито заглатывала пространство и время.

Почему-то Глеб был уверен, что Катя слабенькая и вообщебедняжка и с ней все будет долго и трудно – он станет настаивать, а она будетсопротивляться.

Ну, как в романе. Она – нежное создание. Он – грубоеживотное. В романах так часто бывает.

Еще он представлял себе – тысячу раз! – как прижимает ее ксебе, только не просто так, по-дружески, что сродни похлопыванию по плечу, акак следует, по-мужски, чтобы ей сразу все стало понятно и ясно. Он прижимает,и она пугливо дает себя прижать, и очень близко от себя он видит ее глаза,ожидающие, вопросительные и будто замирающие.

А еще он представлял себе поцелуй – не первый, апродолжающий начатое, когда можно уже немного больше, чем в первый раз.

Немного больше, немного жарче, немного глубже.

Однажды они все-таки поцеловались, давным-давно, в прошлойжизни. Глеб провожал ее из Белоярска в Питер и за линией паспортного контроляпоцеловал. Наверное, это не считается, потому что губ они так и не разжали –вот такие правильные друзья, и поцелуи у них правильные! – но все же онпочувствовал ее вкус, на одно мгновение, и прижал ее к себе чуть крепче, чемследовало, исходя из их необыкновенно правильной дружбы, и отстранился в ту жесекунду, когда понял, что вот сейчас она обо всем догадается и тогда наступитбедствие, гроза, несчастье и катастрофа!..

Она не догадалась. Куда там!..

Она постояла, пока он обнимал ее, – кажется, она тоже егообнимала, совершенно равнодушно, – и, как только отпустил, шагнула в сторону,несколько раз покивала, прощаясь, и ушла за турникет.

Ну, конечно, это не считается!..

Странное дело, он много раз представлял себе, как все этобудет, а сейчас, на самом пороге, вдруг оказалось, что… нужно решиться.

А он не мог.

Несмотря на вполне подходящий диван, на котором ониоказались без всякого «дальнего прицела», а все из тех же дружеских чувств,будь они трижды неладны. Несмотря на две вселенные, объединившиеся в одну.Несмотря на то, что сказано было немало и из сказанного следовало, что всехорошо, что они наконец дождались, Рубикон перейден, мосты сожжены, все решенияприняты!..

Может, как раз все дело в том, что… «наконец»?!

Глеб Звоницкий никогда не почитал себя тонкой натурой,напротив, точно знал, что человек он прямой, решительный и неромантичный.

Решительный и неромантичный Глеб Звоницкий понимал, чтопауза слишком затянулась и нужно срочно что-то делать, чтобы не упуститьмгновение, и еще он понимал, что Катя ждет изо всех сил, и силы у нее вот-воткончатся, и когда кончатся, она просто встанет и уйдет, и хорош он будет тогдасо всеми своими историями о жизни и любви!..

Никогда он не думал, что это будет так трудно – решиться!

Тут Катя Мухина вдруг взяла его за уши – от неожиданности ондернул головой, – притянула к себе и поцеловала.

Она целовала его долго и со вкусом, а он, орел-мужчина,многоопытный и решительный, ничего не делал, только отвечал!..

Катя охватила его голову, так, чтобы было удобнеецеловаться, пошевелилась, прижимаясь к нему, а он был так изумлен, что вкакую-то секунду, когда она вдруг ослабила хватку, чтобы перевести дыхание,отстранился и посмотрел ей в лицо.

– Что? – спросила она нетерпеливо. Щеки у нее горели, иглаза блестели голодным блеском.

Она слабенькая и вообще бедняжка, а он – грубое животное. Ондолжен как бы настаивать, а она как бы сопротивляться.

Все выходило наоборот. Не то чтобы он сопротивлялся, нонастаивала совершенно точно она!..