– Глеб…

– Да все проще гораздо! Она хороший человек, я тоже вроденичего. Она симпатичная такая, скромная, покладистая, не возражала никогда, нуили почти никогда!.. На рыбалку там поехать, на работе задержаться, с мужикамив баню пойти – пожалуйста! Не злая, не жадная, денег не тянет, на работу ходит,сама получает что-то!.. Чего ей скажешь, то и делает. Не гулящая, не пьющая,родители нормальные.

– Глеб, – осторожно перебила Катя. Ей становилось всеинтереснее. – Ты все время говоришь «не». Не злая, не пьющая, не возражает, нескандалит. Это я все поняла. То есть я поняла, чего она не делала. А что онаделала? Ну, может, любила свою работу, или этнический джаз, или картиныЛевицкого, а может, Венецианова? Или машины любила, большие скорости? Илипироги печь? Или ребенку книжки читать, про войну двенадцатого годарассказывать, по музеям водить?.. Что она делала со страстью?

Тут Глеб растерялся.

Он растерялся и даже некоторое время силился вспомнить, чтоименно его бывшая жена особенно любила и чем таким – хотя бы извышеперечисленного! – занималась «со страстью», как выразилась Катя.

Выходило, что ничем.

Или за долгие годы брака он этого так и не узнал.

А в самом деле?.. Ну, книги, картины – понятно, это глупостии невозможно. Машина? Да вроде ей все равно всегда было, что за машина, какаямашина!.. Ездить быстро не любила, это точно.

Но это опять получается «не»!..

Работа? Ну, ходила она на работу. Все ходят, и она ходила.Ребенок? Ребенка любила. На больничном с ним сидела, в парк водила и там, впарке, кидала ему мячик, это он еще маленький был. Про войну двенадцатого годаточно не рассказывала и по музеям не водила.

«Не», «не» – не водила, не сидела, все «не»!..

Готовить она всегда ленилась, посуду мыть терпеть не могла.К вечеру в раковине накапливалась гора, и Глеб, приезжая с работы, ее мыл – такбыло заведено, и он никогда не возражал, в конце концов, у каждого в семьедолжны быть обязанности.

Не любила, когда он заваливался домой в ночь-полночь, да ещепьяный в дымину, но какая жена это любит?..

Не любила, когда его мамаша приезжала надолго, впрочем, ниодна невестка, должно быть, не любит, когда перед носом мельтешит свекровь даеще ценные указания дает!..

Не любила проблем, даже самых мелких, сразу начиналаканючить: «Ну, Глеб, ну позвони сам в домоуправление, спроси, когда воду дадут,ты же знаешь, я не умею с ними разговаривать!» Но вряд ли существует на светечеловек, который любит звонить в домоуправление!

От того, что сказать было решительно нечего, Глеб Звоницкийпришел в еще большее раздражение. Ну конечно же, Катя Мухина была виновата втом, что он ничего толком не может рассказать о своей «прошлой жизни»!

Ну, слава богу, нашелся хоть кто-то, на кого можно свалитьвину хоть за что-то!..

От раздражения Глеб резко зашевелился, и бок сразу схватило,и куда-то в ухо стрельнуло, и локоть стегнуло болью – порыв благородногонегодования не прошел без последствий.

Катя сняла голову с его плеча и смотрела на него очень-оченьвнимательно, готовая в любую секунду кинуться на помощь.

– Кать, все в порядке! – сказал Глеб Звоницкийотвратительным голосом. – Не надо на меня так смотреть!

Она помолчала немного, наблюдая, как он возится, силясьвстать.

– Я не поняла, – сказала она наконец, – я тебя как-тообидела?

– Нет.

– Глеб.

– Ты меня не обидела.

– Раньше ты был храбрее, – вдруг сказала она. – Раньше ты«рассказывал жизнь» и ничего не боялся. Вернее, не боялся, что я как-то не тактебя пойму.

– Раньше рассказывать было нечего, – буркнул он, подумал илег. Катя подвинулась и села на краешек дивана лицом к нему. – Раньше все былопросто и ясно, и мне казалось, что так будет всегда. Ну, уж у меня-то точно!Пусть другие мечутся, маются, сложности всякие выдумывают!.. А я кремень,скала, у меня все отлично. Было, есть и будет всегда.

– Так не бывает.

Конечно, не бывает, и Глеб Звоницкий теперь уже знал этосовершенно точно. Но сейчас – от липкого раздражения, которое стояло, казалось,в горле, – его тянуло возражать.

– Не бывает, когда люди плохо стараются! Или мало стараются!

– Ты мало старался?

– Ну, видимо, да. Видимо, мало. И все потерял.

Она еще немного подумала.

Должно быть, она поняла его как-то по-своему, услышалачто-то другое, не то, что он сказал.

Впрочем, люди всегда слышат не то, что им говорят. Дажесамые лучшие, самые близкие, самые понятливые!

– Всегда есть возможность все изменить, – вдруг страннымбодрым тоном сказала Катя, – вообще все можно изменить, пока не идут финальныетитры!.. Это я по телевизору слышала, и, знаешь, это правда! Ты еще будешьсчастлив, особенно теперь, когда ты все понял!..

– Что я понял? – не понял Глеб.

– Что был не прав в том, что моя семья отняла у тебя все,включая самого себя, – она улыбнулась, и ее улыбка, которую он не видел втемноте, была под стать ее тону – абсолютно фальшивой и бодрой. – У тебя всебудет хорошо, я тебе точно говорю! Тебе нужно только постараться, ты жеговоришь, что до сих пор старался плохо!

Каждое слово, сказанное столь бодро и столь фальшиво, былокирпичиком, и они последовательно ложились в стену, которая вырастала междуними. Вот уже скрылась четверть картинки, а вот половина, а вот уже и почтився, оставив только одно незанятое гнездо. В него уже ничего невозможнорассмотреть, но пока еще они слышат друг друга.

…Или верно говорят, что мужчины и женщины произошли с разныхпланет, вышли из разных галактик и вселенных?! Они обречены на вечноенепонимание, которое со временем лишь расширяется, как пресловутая черная дыра,засасывая даже то, что раньше казалось простым и ясным?!

Как ее понять?! О чем она сейчас говорит таким странным,ненастоящим голосом?!

Кроме того, Глеб терпеть не мог выражение «все будетхорошо»! Что это значит?! У кого будет «хорошо»?! Кому будет «хорошо»?! Вряд лиКатя Мухина точно знает, что «хорошо» для него, если речь не идет о мире вовсем мире, ибо это как раз для всех одинаково хорошо!

Он ведь и сам иногда не знает, что именно для него «хорошо»!А то, что мерещилось ему долгие годы – всякие глупости, вроде той, что Катясоздана для него, что только ее он и ждал, что только с ней и только ради неежил, – может оказаться ложью, миражом, иллюзией, и никто не знает, «хорошо» этоили не слишком!..