«Враг через людей постоянно преследовал его, но Бог хранил его для своей паствы. Гонители мимо проходили и не видели его. По причине постоянных преследований ему часто приходилось менять свое местопребывание. Будучи бдительным пастырем и неусыпным проповедником слова Божия, отец Никита сам был примером для подчиненных и образцом добродетели. В молитве был усердный и тщательный в исполнении заповедей Божиих. Учил всякое дело делать со вниманием, не только духовное, но и телесное. Говорил так: „Делайте внимательно, чтобы ум, глаза и руки понимали что делаешь“. Читать Божественное Писание учил правильно: не борзо и не продолжительно, голос иметь умиленный, речь чтобы была чистая, отчетливая, силы (ударения. – К.К.) и знаки препинания не пропускать. Стоять за молением требовал благочинно, поклоны делать неспешно и вместе, все дела Божии растворять смирением и любовию, чтобы от образа твоего видели, что ты – християнин. Таковы были его наставления. За небрежность, невнимание и ошибки взыскивал: как скажешь не то, он тут же и обличит: „Верно дома не было тебя. Не забывайте страшное изречение: Творяи дело Божие с небрежением – да будет проклят“. Говорил также: „Не забывайте предания и наставления отцов, и они вас не забудут в молитвах пред Богом“».

Старец Никита, вспоминает инокиня Раиса, вел поистине святую жизнь. От Бога ему был дарован редкий даже среди святых дар слез. «Много и подолгу он молился со слезами и рыданием, с умильным произношением покаянных слов. Часто видала я, как он часа по два и больше совершал слезные молитвы, плакал, как дитя, слезы ручьями бежали по его ланитам. В пище имел большое воздержание, питался только для поддержания жизни. Никаких излишеств себе никогда не позволял, ни в пищи, ни в питании, произнося слова апостола: „Плоти угодия не творите“. В баню во всю свою жизнь, по выходе из мира, не ходил, мыла и в руки не брал, но, несмотря на все это, до глубокой старости был чистый, и никогда не водились у него насекомые ни в одежде, ни в волосах. Был не только трудолюбив, как говорил: „Всю жизнь бегаю бегом, спешу приделать все дела, но им нет конца“. Будучи уже 85 годов и позднее, бывало, сидя за трапезой, вспомнит что-нибудь из Писания и спешно побежит в свою комнату и запишет, что пришло ему на память. Вот такое тщание имел наш отец к духовному делу и даже после 90 годов, когда уже была парализована правая рука, и тогда он не оставлял своих занятий – не имея возможности сам писать, он диктовал, а скорописец писал с его слов».

Никита Семенович отличался удивительной нестяжательностью. Хотя прожил долгую жизнь, не имел никакого богатства и даже личных вещей. «Постель его была – катанный тюфяк и небольшая подушечка, и больше ничего не принимал. Книги, правда, были у него, но все он их распределил еще при жизни. После себя для всех оставил добрую память – воспоминание о его трудолюбивой жизни и благие наставления, отпечатавшиеся на сердечных скрижалях его внимательных учеников. Любовь его ко всем была нелицемерная, смирение – неизреченное, терпение – неописуемое, перечислять все его великие добродетели я, ничтожная, не смогу. Все его считали за святаго мужа, искуснаго в добродетелях и непобедимаго в искушениях. Он пас Христово стадо и учил его не только словом, но и делом. Отец Никита Семенович оставил много писания для руководства в духовной жизни и добрых порядков для християнскаго общества, приличествующих гонительному времени. Он все время старался, чтобы жизнь християн была угодной Богу и чтобы в церкви не было безначалия и самовластия. Ибо воля человеческая противоречит воле Божией, если она не руководствуется Божественным писанием и пастырским надзором».

Отец Никита всю свою жизнь был строгим постником, а в конце жизни 22 дня совсем ничего не ел, только первые 12 дней принимая немного воды, а за восемь дней до смерти уже и не пил ничего. Для православных христиан всегда очень важным было последнее напутствие перед смертью – исповедь и святое причастие. Странники, как и другие староверы-беспоповцы, не принявшие отпавшее в ересь священство, не могли служить литургии, во время которой совершалось таинство евхаристии (причастия Тела и Крови Христовых) и тем самым причащаться видимым образом. Поэтому они постоянно искали свидетельства в произведениях святых отцов и учителей Церкви о причастии невидимом, духовном. И в святоотеческой традиции такие свидетельства, действительно, встречаются неоднократно. Так, например, св. Афанасий Великий в своем толковании на 36-й псалом пишет: «Во времена гонений, при оскудении учителей (истинных) сам Господь Духом Своим Святым препитает верующих в Него». Ту же мысль высказывает в своем толковании на тот же псалом и св. Кирилл Александрийский. Св. Киприан Карфагенский пишет в одном из своих посланий: «Не имате, возлюбленная братия, ни единыя тщеты во благоговении и вере, яко тамо в сие время, священницы Божии приношения и жертвы (или литургии. – К.К.) совершати не можете, пожрите в жертву дух сокрушен, сердце сокрушено и смирено Бог не уничижит. Сию жертву Богу непрестанно воздаете в день и в нощь, и сами есте жертва жива и свята (якоже глаголет апостол) в телесах ваших». Здесь проводилось явное различие между внешней «жертвой» (литургией), которую христиане не могли совершать в темнице, и внутренней, которая совершалась на алтаре человеческого сердца.

Следуя этим словам, и старец Никита Семенович постоянно сокрушался о том, что истинно православные христиане лишились таинства святого причастия, но понимал, что впавшее в ересь лжесвященство не может совершать истинной евхаристии. Он всегда сожалел об утраченном даре и каждый раз плакал при воспоминании о нем.

Вместе с тем богословие странников необыкновенно близко к сердцу восприняло слова другого отца древней Церкви – блаженного Иеронима Стридонского – о том, что причащение можно получить и «мысленно», посредством чтения Священного Писания: «Так как Тело Господа есть истинное брашно, и Кровь Его есть истинное питие: то, по толкованию таинственному, в настоящем веке мы имеем только то единственное благо, если питаемся Плотию Его и пием Кровь Его, не только в таинстве (евхаристии), но и в чтении Писаний. Ибо истинное брашно и питие, которое приемлется из Слова Божия, есть знание Писаний». Отсюда особое значение получало изучение Священного Писания и размышление над теми или иными его фрагментами. Уже неоднократно отмечалось, что среди староверов, даже простых, церковно грамотных людей встречалось на порядок больше, чем среди представителей господствующей церкви. Порою простая «баба-раскольница» в диспуте могла заткнуть за пояс закончившего Духовную Академию «никонианского попа». Особую роль в защите старой веры играли старообрядческие начетчики – люди, не получившие никакого систематического образования, но при этом обладавшие недюжинными познаниями как в Священном Писании, так в церковной истории и апологетической литературе, легко ориентировавшиеся в святоотеческом наследии и цитировавшие по памяти целые страницы текста. Мы уже познакомились с рядом таких уникальных людей: протопоп Аввакум, соловецкие иноки, старец Вавила, братья Андрей и Семен Денисовы, Феодосий Васильев, Илья Ковылин, инок Евфимий… Старец Никита Семенович, безусловно, принадлежит к этой же славной когорте старообрядческих начетчиков-апологетов. Своими познаниями он не раз поражал людей из «образованного общества».

Необыкновенной была жизнь старца, необыкновенной была и кончина его. «На сырной неделе со среды на четверг с 8-ми часов вечера, – повествует инокиня Раиса, – он устремил свой взор на святые иконы, и слезы из глаз его текли и текли, уста же говорили непрестанно молитвы до изнеможения. Присутствующие уже едва улавливали и понимали его слова. Только те из слов были понятны окружающим, которые произносились им с особенной силой и пламенным настроением души: „Сердце чисто созижди во мне, Боже!“ Потом: „И дух прав обнови во утробе моей“. И еще: „Не отверзи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отими от мене!“ Прочее же нам было непонятно, что он говорил в продолжении 12-ти часов до 8-и утра. И наконец еще глухо произнес: „Отжил уже на земле“».

Скончался отец Никита Семенович в четверг на первой неделе Великого поста в 10 часов вечера (4 марта 1902 г.). При кончине его присутствовало около 30 его единоверцев, в том числе и его духовный отец Евсевий Ильич, которому старец перед смертью успел исповедаться.