Юля запоздало прикусила язык, только сейчас поняв, что сболтнула лишнего. Тема матери для Глеба всегда была болезненной, а в купе с Валом — так вообще гремучая смесь.

Он побледнел, а потом взорвался, засадив ногой по ножке стола. Послышался треск и тонкая опора начала подкашиваться, словно в замедленной съемке накреняя столешницу. Наполненные горячим рагу тарелки тут же пошли по наклонной, чтобы в следующую секунду с глухим стуком посыпаться на пол, забрызгивая мебель и стены жирными пятнами.

У Юли сердце ушло в пятки. Ненормальный.

— Ты совсем спятил? Ты что творишь? — охренела, возмущенно рванув к обозленному мужчине. Вот тут её чувство самосохранения перешло в автономный режим, позволяя эмоциям взять вверх над разумом.

— Да один мой звонок — и ты безработная, — ткнул в неё пальцем Глеб с пеной у рта.

— Только попробуй! Ты не в праве решать за меня! И если я сказала, что буду работать, значит, буду! — сказала быстро, будто боялась запнуться и не договорить. Адреналин разрывал вены, вынуждал танцевать на лезвии ножа, но ей было всё равно.

А зря… Нет, чтобы и дальше молчать, покаянно склонив голову, взяла и собственноручно вложила в его руки оголенные высоковольтные провода.

Реакция Глеба в который раз не заставила себя ждать. Он бросился к ней, едва не поскользнувшись на расплывшейся по полу вязкой субстанции, и больно схватил за руку, вдавливая пальцы в мягкую впадину чуть выше локтевого сустава, и практически не размыкая губ, прошептал:

— Ах, вот как ты запела?! Это подруги тебя так надоумили? Что, понравилось быть независимой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Юля улыбнулась. Болезненно, правда, едва сдерживая слёзы, но всё же выдавила из себя улыбку, чувствуя, как дрожат его руки. Необъяснимое состояние. Впервые захотелось гордо вскинуть голову и доказать, что не такая уж она и слабачка.

— Пусти! — произнесла с придыханием, пытаясь вырваться из звериной хватки. — Мне больно! Слышишь? — выкрикнула, почувствовав острую боль.

— Папа!..

Душераздирающий крик Сашки, влетевшего на кухню на всех парах, заставил Осинского вздрогнуть, а затем и отскочить от жены, словно его ошпарили кипятком. Он сконфужено уставился на плачущего навзрыд сына, потом перевел взгляд на потирающую локоть Юлю и судорожно сглотнул.

— Не оби-жай-й-й… мою маму-у-у, — выдавил тот сквозь всхлипы, бросившись к Юле. Она распахнула руки, принимая сына в материнские объятия, и осуждающе посмотрела на Глеба.

— Ну да, — усмехнулся он горько, придя в себя окончательно. — Один я виноват, да? Саша, сынок, иди сюда! — протянул руки, завлекая к себе мальчика.

— Не придирайся к словам, — сказала как можно спокойней Юля, успокаивая начавшего икать сына. Говорить было невероятно трудно. Едва переводила дыхание, настолько сильно бил озноб, но всё же сдерживалась из последних сил. Ради сына придала голосу привычное для его ушей ласковое звучание. — Никто тебя не винит. Но можно было обойтись и без светопреставления, — кивнула на разрушенную кухню и чавкающий под ногами ужин. Да ладно ужин, пофиг на посуду, у неё этой посуды — море. С продуктами тоже проблем нет — сейчас что-нибудь приготовит, даже тот самый омлет или кашу какую-нибудь. Тут Сашку жалко. Ребёнок и так чересчур эмоционально реагирует на любое повышение голоса, а тут такой мандец. И попробуй переубедить после этого, что папа с мамой «просто» разговаривали. — Сыночек, никто никого не обижает, правда, папа? — поцеловала курчавую головку, раскачивая маятником хрупкое тельце. Сердце обливалось кровью от его глубоких всхлипов, и теперь, чтобы успокоить его, понадобиться не один день. Страшно представить, что сейчас бы произошло, признайся она о связи с Дударевым. Даже на минутку, даже на секунду не хотела это представлять, потому что тогда могли произойти страшные вещи и Сашка стал бы первым, кто пострадал от их разрушительной силы.

— Правда, — подыграл ей Глеб и, вздохнув, обвёл глазами учиненную им же разруху. — Всё так, как говорит мама.

— Я всё слы-шал… ты кри-чал на ма-му, — стоял на своем Саша, уткнувшись лицом в Юлин живот.

Глеб встретился с ней взглядом и увидел, как она сдвинула плечами, мол, выкручивайся. Нужно было раньше думать. Только проблема в том, что у него сейчас в голове было пусто. Ни одной разумной идеи, которая бы помогла успокоить испуганного мальца.

— Сынок, — присела на корточки перед сыном Юля, вытирая с пухлых щёчек катившиеся градом слёзы. — Папа не хотел. Смотри, — раскинула руки, борясь со скребущимися на душе чёрными кошками, — я цела и невредима. Папа тоже цел. Просто… я… — опустила голову, не зная, что и придумать. Глеб молчал, тоже не особо фонтанируя идеями, — просто оказалось, что наш стол сломался и вот, — повернула сына к выбитой из-под столешницы ножке, — он упал и вместе с ним вся наша еда. Конечно, папа рассердился, но уверяю тебя, у него и в мыслях не было сделать мне больно или обидеть.

Она произнесла это настолько пылко, что и сама поверила. Саша покосился на свои сандалики и брезгливо поморщился, только сейчас заметив их состояние. А ещё он обратил внимание на валяющиеся на полу осколки и хотел, было, спросить и на сей счёт, однако Юля подхватила его на руки и не дав опомниться, понесла в гостиную, на ходу снимая с него испачканную обувь.

— Ты разрешаешь мне вернуться на кухню и убрать ту бяку, на которую ты только что наступил или мне остаться с тобой?

В это время по телевизору шел вечерний показ мультфильмов, и Юля надеялась, что сын быстро переключится на любимых героев, позволив её не только прибраться, но и приготовить заново ужин.

— Побудь со мной немножко, — попросил он жалобно, освобождая для неё на диване место.

Пришлось остаться, причем, с превеликим удовольствием. Не слишком ей и хотелось разгребать учиненный мужем погром, пускай даже и чувствуя за собой вину. Но ещё больше ей не хотелось попадаться на глаза, прекрасно зная, что разговор ещё не закончен.

Пока смотрели «Том и Джерри» Юля прижимала к себе вздрагивающее периодически тело и, вдыхая родной аромат, боролась с рвущимися наружу рыданиями. Душили они её, царапали горло перекрывая дыхание, но нужно было держать «форму» и всячески демонстрировать хорошее настроение. Когда же Сашка неожиданно уснул, навалившись на неё всем весом, она укрыла его пледом и, скрипя душой, вернулась на кухню.