– Нет, – невозмутимо пошутил Гас.

– Отлично, – сказала я. – Почему ты старался держать меня подальше от Нового Эдема? Я имею в виду то, что ты мне однажды сказал. Мол, ты не хочешь, чтобы я видела это, и теперь я понимаю почему. Разве сам смысл нашего пари был не в том, чтобы ты убедил меня, что мир таков, как ты мне его показываешь? И это была прекрасная возможность.

Он долго молчал, проводя рукой по своим растрепанным волосам:

– Ты действительно думаешь, что все это было из-за Нового Эдема?

– Я отчасти надеюсь, что это была не очень хорошо продуманная уловка, чтобы переспать со мной, – поддразнила я, но выражение его лица осталось серьезным, даже немного встревоженным.

Он покачал головой и посмотрел в окно.

– Я никогда не хотел, чтобы ты видела мир так, как вижу его я, – сказал он.

– Но пари… – возразила я, пытаясь сообразить.

– Пари было твоей идеей, – напомнил Гас мне. – Я просто подумал: если ты попытаешься написать то, что пишу я… даже не знаю. Наверное, надеялся, что ты поймешь, что это не для тебя.

Гас помолчал, но тут же поспешил добавить:

– Нет, не потому, что ты не способна! Просто это не для тебя. Ты думаешь о вещах в мире иначе, чем я. Я всегда думал, что ты видишь мир таким, каков он есть… Невероятным, что ли?

Слабый румянец выступил на оливковых щеках Гаса, и он покачал головой:

– Я бы не хотел, чтобы ты это потеряла.

Комок эмоций застрял у меня в горле:

– Даже если то, что я вижу, не настоящее?

Брови и губы Гаса смягчились.

– Когда ты любишь кого-то, – запинаясь, произнес он, – ты невольно хочешь, чтобы этот мир выглядел для них по-другому. Ты хочешь придать всему уродливому смысл и укрепить хорошее. Вот это ты и делаешь для своих читателей и для меня. Ты пишешь красивые вещи, потому что любишь мир. Возможно, мир не всегда выглядит так, как в твоих книгах, но… Но я думаю, если твои книги увидят свет, это немного изменит мир. И мир не сможет позволить себе потерять это.

Он снова провел рукой по волосам:

– Я всегда восхищался тем, как ты пишешь. Это делало мир ярче, а людей в нем немного смелее.

Я почувствовала, как тепло поднимается в моей груди, как будто глыба льда, застрявшая там с тех пор, как умер папа, начала понемногу таять. Правда заключалась в том, что, узнав новое о своем отце, я увидела мир в темных, незнакомых мне тонах, но общение с Гасом мало-помалу исправляло мой взгляд на мир.

– А может, я просто права, – тихо сказала я, – и иногда люди бывают умнее и храбрее, чем они сами думают?

Слабая улыбка мелькнула на его губах, но тут же исчезла, стоило ему задуматься.

– Не думаю, что я когда-либо любил этот мир так, как ты. Я помню, что боялся мира, а потом разозлился на него. А потом просто решил не слишком сильно переживать по этому поводу. Не знаю, может быть, когда я пишу свои книги, когда разговариваю с такими людьми, как Дэйв, и прохожу через сожженные трейлеры, какая-то часть меня надеется, что я что-то там найду.

– Например что?

Мой вопрос прозвучал шепотом. Гас упер локти на стол:

– Что-то вроде того мира, о котором ты пишешь, как доказательство его существования. Свидетельства того, что не все так плохо, как кажется. Или скорее хорошо, чем плохо. Например, если мы сложим все плохое и все хорошее в мире, он окажется все же со знаком «плюс».

Я потянулась к его руке, и он позволил мне взять ее. Его темные глаза были мягкими и широко открытыми.

– Когда я впервые узнала о романе моего отца, я тоже попыталась сделать… математическое действие, – призналась я. – Сколько же он мог обманывать, оставаясь при этом хорошим отцом? Как глубоко мог увязнуть в той женщине и при этом все еще любить мою маму? Но больше всего он любил жизнь. Я пыталась понять, как он мог быть счастлив, если он так скучал без нас, когда был в отъезде, и если он знал, что я чувствовала себя плохо. Должно быть, он сильно ненавидел нас, иначе не был бы готов сделать то, что он сделал. И я так и не получила ответов.

– Иногда я все еще хочу получить ответы, а иногда боюсь того, что узнаю. Но люди это не математические задачи, – продолжила я, пожав плечами. – Я могу скучать по отцу и в то же время ненавидеть его. Могу переживать из-за этой книги, терзаться из-за своей семьи и чувствовать себя больной из-за того, что живу в этом доме. Но при этом смотреть на озеро Мичиган и восхищаться тем, насколько оно велико. Прошлым летом я думала, что никогда больше не буду счастлива, и сейчас, год спустя, чувствую себя больной, взволнованной и злой. Но временами я счастлива. Плохое не заполонит вашу жизнь, пока выгребная яма не станет уж слишком глубокой. Такой, что хорошее уже никогда не сможет пробиться и сделать вас снова счастливым. Но это нереально. Сколько бы ни было плохого, всегда будет светить солнце. Всегда будут идти ливни в лесах и цвести полевые цветы. Всегда будут Пит и Мэгги и другие хорошие люди.

Гас улыбнулся:

– Как будет секс у книжных полок и в палатках.

– В идеале – да – ответила я. – Если только мир не замерзнет во время второго ледникового периода. Но даже в этом случае будут, по крайней мере, снежинки, до самого горького конца жизни.

Гас коснулся моей щеки.

– Мне не нужны снежинки, – произнес он, целуя меня, – пока у меня есть Январия.

* * *

Эй, пупсик, я просто хотела убедиться, что мы все еще готовы к завершению рукописи к первому сентября. Издательство «Сэнди» продолжает проверять наши дела, и я с радостью стану той человеческой баррикадой, которая удерживает его от общения с тобой. Но редакция отчаянно хочет купить что-то у нас, а вернее у тебя, и если я продолжу обещать им книгу… тогда в конце концов книгу действительно придется написать.

Такое сообщение пришло утром.

Гас всю ночь был рядом, и когда я отодвинулась от него, чтобы дотянуться до телефона, он перевернулся. Все еще спящий, он прижался лицом к моей груди, а его рука лежала на моем голом животе.

Мое сердце забилось быстрее как от новых ощущений от тела Гаса, так и от сообщения Ани. Но я не могла послать ей незаконченную книгу. Удивительно, что она еще не бросила меня, так что я не могла поставить под угрозу идеальную ситуацию с «Сэнди Лоу». Я выскользнула из-под Гаса, не обращая внимания на его сонное ворчание, и, схватив халат, направилась на кухню, на ходу написав Ане: «Я справлюсь. Обещаю».

«Первое сентября, – ответила она. – На этот раз дедлайн».

Я не пошла делать кофе, поскольку уже окончательно проснулась, а села за стол и начала писать. Когда Гас встал, он пошел ставить чайник, а затем вернулся к столу и сделал глоток из бутылки пива, которую оставил там открытой с вчера. Я посмотрела на него снизу вверх:

– Твои привычки отвратительны.