Софрония представляла в голове эти события с участием холодных, мраморных фигур на шахматной доске. Но теперь, когда оказалась здесь, то увидела цену, которую за это платят. Она знает, что эта война не просто разрушит безопасность и экономику Темарина, но убьет его людей – они погибнут как в бою, так и от голода.

Да, ее мать будет собирать осколки. Да, со временем она восстановит страну. Да, со временем Темарин может стать сильнее. Но сколько темаринцев не доживут до этого дня?

Эта мысль не должна ее беспокоить. Бессемия превыше всего. Но даже при том, что корона, которую она носит, фикция, и что она просто играла роль королевы, Софрония не может не чувствовать, что это ее люди. Что она их предает.

Не замечая беспокойства Софронии, лорд Ковье продолжает:

– Как я уже упоминал на нашей последней встрече, есть множество коварных аристократов, которые хотят лишить Паскаля наследства, и я считаю, что они будут использовать связи принцессы Беатрис с Савелем против нее, а также против принца Паскаля. Я согласен с вашей матерью. Если мы выступим первыми, нанесем удар сейчас, то сможем застать их врасплох. Мы можем сотрудничать с принцем и принцессой, свергнуть короля Чезаре и вместо этого посадить на трон их. Это нужно сделать прежде, чем они потеряют поддержку. От этого все выиграют.

«Не все выиграют», – думает Софрония. Может быть, если бы Евгения не истощила военную казну Темарина, если бы императрица не собиралась объявить войну, как только Темарин ослабнет, тогда, может быть, план лорда Ковье сработал бы. Софрония знает, что когда все будет сказано и сделано, победит только императрица. Софрония думала, что выиграет вместе с ней, вместе с Дафной и Беатрис – разве не так выглядит победа? Все трое снова вместе, снова дома. Она думает о том, как сильно удивятся ее сестры, когда они воссоединятся, – Софрония так хорошо научилась давать отпор, что они едва ли ее узнают. Может, и она не узнает их.

Именно так выглядела победа раньше. Но сейчас ее цена слишком высока.

– Софи? – спрашивает Леопольд, отвлекая ее от мыслей. – Ты необычно молчалива. Что думаешь?

Софрония смотрит на него и тут же сожалеет, что сделала это. Его лицо такое открытое, а глаза совершенно бесхитростны. Он доверяет ей, ждет ее помощи, а она без тени сомнения знает, что совет, который она должна ему дать, погубит его. Погубит Темарин. Возможно, ей не нравится Ансель, но он прав – Темарин не может позволить себе эту войну. И люди, которые пострадают больше всего, окажутся самыми уязвимыми. Все для того, чтобы ее мать могла претендовать на корону – еще одну корону – и заполучить больше земли, больше власти.

Раньше она думала, что Темарину будет лучше под властью матери, и, может быть, когда-то это было правдой. Но теперь? Леопольд, возможно, не идеален, но он старается. Ему не все равно. И Софрония знает, что вместе они могут вытащить Темарин из той ямы, в которой он сейчас находится. Знает, что они могут сделать его лучше, даже лучше, чем могла бы ее мать, хотя бы потому, что им не придется сначала его сломить.

Софрония знает ответ, который должна дать. Она воображает, что говорит это: «Мы должны объявить войну». Четыре слова. Это на самом деле даже не ее слова, так как они были написаны для нее еще до того, как она сделала свой первый вдох. Это слова, которые ей всегда суждено было сказать.

– Ансель прав, – вместо этого произносит она. – Темарин не может позволить себе войну, это нас уничтожит.

Леопольд хмурится.

– Даже если это подвергнет опасности Паскаля и Беатрис?

Софрония сглатывает.

– Беатрис может позаботиться о себе, – говорит она, надеясь, что это правда. – Темарин – не может.

Беатрис пытается игнорировать постоянно терзающее ее чувство вины, но в течение нескольких дней после ареста лорда Савеля оно становится ее постоянным спутником. Оно следует за ней в дворцовый солярий, где они с Жизеллой встречаются за чаем, идет рядом с ней, когда они с Паскалем гуляют по морскому саду, даже лежит рядом с ней в постели, не давая ей уснуть часами и преследуя во снах, когда ей удается заснуть.

Его не казнили, пока нет. Король Чезаре, кажется, участвует в переговорах с Темарином, зная, что казнь их посла будет расценена как военное действие. Но, тем не менее, он испытывает соблазн рискнуть.

Письмо от матери, которое Беатрис находит в лепестках сухой розы, которую та прислала, не спасает положение.

Ты расставила все костяшки домино, моя голубка. Все, что осталось сделать, это сбить первую с ног. Проследи, чтобы лорду Савелю не было пощады.

Императрица проявляла терпение почти два десятилетия, но теперь оно на исходе. Беатрис знает, как легко было бы убедить короля казнить лорда Савеля. Она представляет, что могла бы сделать это за завтраком с королем и Паскалем: драматично вздохнуть и проговориться о том, как ужасно лорд Савель заставлял ее себя чувствовать, когда пытался убедить использовать магию. И как она, конечно же, противилась ему.

Все, что может разжечь праведную ярость короля Чезаре против этого человека, все, что может вызвать войну с Темарином, того стоит.

Но вместо этого она держит язык за зубами, ест свои яйца-пашот и позволяет королю Чезаре болтать о варварских темаринцах, о том, какие придворные, по ему мнению, замышляют против него сегодня заговор, и о том, пытается ли кто-то его убить. Хотя последний пункт – что-то новое.

– Кто захочет вас убивать, Ваше Величество? – спрашивает Беатрис, одаривая его своей очаровательной улыбкой. Она не забыла о его блуждающих руках или яростном взгляде, хотя он, кажется, держит их при себе. По крайней мере, когда рядом Паскаль.

Но вместо того, чтобы улыбнуться ей в ответ, король Чезаре только кидает сердитый взгляд.

– Я могу назвать двух человек, которые могли бы многого добиться, убив меня, – холодно отвечает он.

Беатрис переглядывается с Паскалем и заставляет себя рассмеяться. Нет ничего смешного в том, что ее обвиняют в попытке убийства короля, но Беатрис знает о гвардейцах, стоящих у двери, и о слугах, которые суетятся, раздавая и собирая тарелки. Она знает, что, если не выставит все шуткой, у слухов вырастут ноги, а это последнее, что ей нужно.

– Вы такой веселый, Ваше Величество. Воистину, ничто не сделает нас счастливее, чем если бы вы жили вечно. Правление кажется ужасной рутиной. Я предпочитаю быть принцессой, а не королевой. Светская жизнь и никакой ответственности. Не так ли, Пас?

Паскаль кивает, но он не умеет думать под давлением так быстро, как она. Хотя, видят звезды, он старается изо всех сил.

– Я не могу представить, чтобы кто-то захотел убить тебя, отец, – произносит он, хотя вид у него такой, словно он читает по инструкции. – Без тебя Селлария наверняка прекратила бы свое существование.

Возможно, это было чересчур, но король Чезаре фыркает и снова тянется за своим вином. Он выглядит уже более умиротворенно.