– Их так много. Где ты нашел столько дичи?

– Я бросил вызов, – говорит он, практически сияя. – Конец недели, знатные господа хотят поохотиться. Я сказал, что тот, кто за три часа поймает большое всего, получит приз. Все они были весьма азартны.

– Как ты убедил их пожертвовать добычу? – спрашивает она.

Он пожимает плечами.

– Технически это не их добыча. Ее поймали на территории дворца, значит, она принадлежит мне. Вернее, нам. И кроме того, я разрешил им оставить шкуры, и они знают, что у них достаточно еды, поэтому ни у кого не было никаких жалоб.

– А приз? Как ты сказал, они были весьма азартны. А денег у нас так мало…

– Приз нам ничего не стоил. Я решил, что нам могут пригодиться твои ночные вылазки на кухню: они были очень заинтересованы в возможности подать на их следующем приеме пирог, испеченный самой королевой.

– О, мне нравится эта идея, – ухмыляется Софрония.

– Я знал, что ты оценишь, – после этих слов выражение его лица становится более растерянным. – Что ты думаешь обо всем этом? – спрашивает он так неуверенно, словно боясь ее ответа.

Софрония подходит ближе к нему и кладет руку ему на щеку.

– Я считаю, что это великолепно. Ты великолепен.

Он накрывает ее руку своей и вздыхает.

– Спасибо, что сказала мне не объявлять войну Селларии. Вы с Анселем были правы. Мне невыносимо от того, что все случилось так, как случилось. Не знаю почему… – он умолкает, качая головой. – Это неправда. Я знаю почему.

– Твой отец умер так внезапно. Он был молод и здоров, никто не ожидал, что он упадет с лошади…

– И все же ты была хорошо подготовлена. Даже несмотря на то, что твоя мать не собиралась передавать тебе трон, она тебя подготовила, – отмечает он.

Софрония закусывает губу, чтобы не выпалить правду: что ее готовили к чему-то совершенно другому. Тому, против чего она теперь пошла. Она до сих пор не может поверить, что сделала это, но все именно так. И она не настолько глупа, чтобы верить, что не будет никаких последствий.

– Мой отец никогда не готовил меня стать королем, – продолжает он. – Не думаю, что он верил в меня.

– Если он считал тебя ребенком, Лео, то это потому, что ты им и был, – тихо говорит она. – Он собрал совет…

– Совет собрала моя мать, – прерывает он. – Оказывается, мой отец не смог даже этого.

Софрония хмурится.

– Она сказала, что твой отец лично просил Ковье и Вернинга направлять тебя, – вспоминает она. Более того, Евгения обвинила короля Карлайла в их некомпетентности.

Леопольд пожимает плечами.

– Я тоже так думал. Полагаю, она пыталась защитить меня, не хотела, чтобы я плохо думал об отце. Но Ковье сегодня утром проговорился, что она привела его и Вернинга в совет уже после смерти отца. Я знаю, что это не лучший выбор, но моя мама такая же, как я. Ей тоже никогда не приходилось заниматься политикой, и я не удивлен, что она не знала лучшего.

Софрония ничего не говорит, но в ее голове проносятся мысли. У нее уже были подозрения, что Ковье и Вернинг работают вместе с Евгенией, но с какой целью? Зачем им, чтобы Темарин оказался под властью Селларии?

– Но ты была права, – отвлекает ее Леопольд от мыслей. – Прошлое нельзя изменить. Только будущее. Мне нужен новый совет, в который будете входить вы с Анселем. И, может быть, кто-нибудь из торгового класса?

При упоминании о наделении Анселя такой властью Софрония старается сохранить нейтральное лицо. Наверное, это первый простолюдин, с которым Леопольд когда-либо разговаривал. Она должна признать, что Ансель блестяще смог приблизиться к королю, спасая его брата и противостоя Леопольду ровно настолько, чтобы казаться храбрым и смелым. Конечно, Леопольд достаточно наивен, чтобы влюбиться в него, но Софрония – нет.

– И мои братья, – продолжает Леопольд. – Я хочу быть уверенным, что не совершу ошибок моего отца. А сейчас Гидеон – следующий в очереди на престол. Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы он был готов.

– Думаю, это прекрасная идея, – соглашается Софрония, гладя большим пальцем его щеку. – Хотя Гидеон не всегда будет следующим в очереди, – добавляет она.

Леопольд качает головой.

– Я не хочу на тебя давить, Софи, – говорит он, наклоняясь и прижимаясь лбом к ее лбу. – Все так, как я и сказал тебе в первую брачную ночь. Никакой спешки. И я знаю, что подорвал твое доверие.

Софрония молчит. Он не ошибся, его действия ранили ее так же, как и Темарин. Юноша, которого она знала по письмам, оказался не тем, кого она встретила, за кого вышла замуж. Он не идеален, но пытается.

Ее мать предупреждала ее о том, чтобы она не отдавала ему свое сердце. Но перспектива не делать этого сейчас кажется нелепой. Не потому, что она предала свою мать, не потому, что оставила все планы и заговоры против него, а потому, что она понимает, что уже влюблена в него. Она не знает, когда это произошло и что их ждет в будущем. Все, что она знает, – между ними сейчас нечто более сильное, чем идеальный образ из чернил и бумаги. Потому что это реально.

Она поднимает голову и ловит его губы в поцелуе, который ощущается до самых пальцев ног. Софи понимает, что могла бы целовать его так каждый день до конца их жизни, и эта идея вызывает у нее головокружение. Она отступает на долю дюйма и улыбается ему:

– Почему бы нам не провести остаток вечера наедине?

Леопольд в замешательстве хмурится.

– Еще даже для ужина рано, ты устала?

Софрония ловит его взгляд и качает головой.

– Нет. – И снова целует его. – Я совсем не устала.

Держась за руки, Софрония и Леопольд уже почти добираются до своих покоев, когда вдруг слышат из коридора крики. Хмурясь, Леопольд смотрит на Софи.

– Я знаю этот голос, – говорит он, таща ее по коридору на звук. Софрония следует за ними, хотя сейчас ей больше всего хочется затащить Леопольда в спальню и на несколько часов закрыться от всего остального мира. Она тоже знает этот голос и нутром чует, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Они заворачивают за угол и обнаруживают, что вырывающегося Анселя держат двое дворцовых гвардейцев. Когда он видит Леопольда, то начинает вырываться еще сильнее.

– Ты лжец! – кричит он. Один из держащих его гвардейцев тянется к мечу, но Леопольд поднимает руку.

– Стой, – приказывает он. – Отпустите его.

Гвардейцы обмениваются взглядами, но делают то, что он говорит. Ансель выглядит таким же сбитым с толку, как и они. Он отмахивается от их рук, но не подходит к Леопольду и Софронии.

– О чем ты говоришь? – спрашивает Леопольд ровным и спокойным тоном.

Ансель хмурится, переводя взгляд между ним и Софронией.