так почему бы и не погостить у нас чуть подольше? – спокойно ответил Генрих. – И молодые поближе познакомятся.

Патриция нервно передёрнула плечами.

– Надеюсь, ум невесты не настолько скуден, как их казна, – ворчливо заметила она.

Генрих вскинул на супругу взгляд презрения. В последние месяцы, а тем более последние дни, он не мог смотреть на неё иначе.

– Некоторые женщины обладают золотым сердцем, которое намного ценнее золотой казны.

Прекрасно поняв намёк мужа, Патриция метнула в него из глаз стрелы ненависти.

– Такая драгоценность тускнеет, если её топить в грязи неуважения, – процедила она.

– Об этом следует говорить не мне, а Густову. Ему вступать в брак.

– Я скажу ему. Обязательно. Только сомневаюсь, что ему достанется именно такой самородок. – Патриция демонстративно вышла из-за стола. – Я не буду ужинать. Аппетит пропал.

И развернувшись, обиженная женщина быстро покинула залу. Нет, о мире в этом доме уже можно было и не мечтать. Генрих отодвинул от себя тарелку, его аппетит тоже улетучился. Ссоры с женой уже превратились в каждодневный ритуал. Патриция больше не скрывала ненависти к пасынку и неприязни к мужу, открыто высказывала претензии и обвинения. В ответ на подобные выпады Берхард молчал или просто уходил. Генрих тоже старался говорить спокойно ради своего здоровья, да и не желал он раздувать настоящую войну в семье. Хотя такое поведение ему давалось с определённым трудом, ведь на сторону матери вставал и Густав, и его обвинения оседали в больном сердце отца более тяжёлыми переживаниями.

– Если б тебя не существовало, в Регентропфе царили бы мир и спокойствие, – зло прошипел Густав, испепеляя ненавидящим взором синих глаз сидевшего напротив него Берхарда.

Но Берхард остался равнодушен и холоден к замечанию брата. Он сидел, не шевелясь, словно каменное изваяние. Зато не стерпел Генрих. Он ударил по столу кулаком и гневно воскликнул:

– Хватит, Густав! Берхард есть, он живёт, и он твой брат! Старший брат! И твой покровитель!

– Вот ещё! – вспыхнул Густав.

– Та вражда, на которую мать толкает тебя, бессмысленна и глупа! Вы должны помогать друг другу, а не воевать!

– Меня никто никуда не толкает. – Густав резко вскочил с места. – Я в состоянии и сам осознавать, что происходит вокруг меня. У меня есть свои чувства, и есть свои мнения. И меня обижает, отец, что вы видите во мне послушную безмозглую куклу!

– Но если ты не кукла, так почему не понимаешь, что от ваших отношений зависит мирная и богатая жизнь в Регенплатце, что вы наравне, вместе будете управлять! Ты – на севере, Берхард…

– …На всей остальной территории! – нервно закончил Густав.

Теперь и Берхард не выдержал. Он поднялся с места и гордо расправил плечи.

– Как не совестно тебе делить дом при живом хозяине? – упрекнул он брата. – Да ещё и в присутствии него самого?!

Густав был в ярости. Опёршись на стол, он приблизил искажённое гневом лицо к Берхарду, истинные чувства и эмоции к сводному братцу больше не были запретны.

– Мне не совестно, – прорычал юноша. – На такую речь мне даёт право справедливость! Ты здесь никто. Ты чужой! Ты – бастард. Тебе просто повезло, что отец любил твою мать больше, чем мою, и теперь возвеличивает именно тебя!…

– Молчать!! – приказал Генрих и вновь ударил кулаком по столу, да так, что опрокинулся его кубок, и вино красным кровавым ручьём растеклось меж расставленной посуды. – Замолчите оба немедленно! Если ещё хоть раз я услышу от вас подобные споры и упрёки, я лишу наследства обоих! Отдам Регенплатц Норберту, брату моему. По крайней мере, в отличие от вас, он не допустит здесь войны.

Острая боль полоснула сердце. Генрих сжал рукой грудь и не сдержал тяжёлый слон.

– Отец… – кинулся к нему встревоженный Берхард, но Генрих жестом остановил сына.

– С завтрашнего дня в Регентропф начнут прибывать гости, – продолжил он прерванную речь, доставая из висевшего на поясе мешочка пузырёк с каплями Гойербарга, который всегда носил с собой. – Я требую, чтобы при них вы вели себя прилично, и чтоб ссор между вами не было! Не позорьте ни меня, ни себя! Если не сдержитесь, клянусь жизнью своей, вы будете изгнаны из Регенплатца оба и навсегда. А теперь ступайте вон!

Юноши умолкли. В них кипели возражения, но никто не посмел более гневить отца, и братья покинули залу молча. Однако едва закрылась за ними дверь, Густав перегородил Берхарду дорогу. Его злость никак не могла угомониться.

– Здесь все против тебя. Ты один, ты слаб! – высказал он, тыча пальцем в недруга. – И если отец не восстановит справедливость сейчас, то позже восстановлю её я. И поверь, я выиграю. Регенплатц мой.

Берхард смотрел на брата, как на ничтожество.

– Время покажет, – спокойно ответил он.

И развернувшись, Берхард пошёл прочь. Общение с Густавом вызывало в его душе отвращение.

Чем ближе Гретта Хафф приближалась к величественным стенам замка Регентропфа, тем громче стучало её сердце. Лишь однажды она была здесь семь лет назад на празднике в честь дня рождения Маргарет Регентропф. Всего два дня, но яркие впечатления от красивого торжества, великолепия замка, богатого убранства залов до сих пор бередили её память. И ещё Гретта помнила старшего сына ландграфа Берхарда, его добрую улыбку и ясные чёрные глаза, красивые, словно глаза гордого ястреба. Интересно, каким он стал, этот мальчик? Ходит молва, что он высок, силён и весьма привлекателен.

Долгое время в глубине души Гретта робко надеялась, что Берхард напишет ей хотя бы пару строк. Ей хотелось продолжить завязавшуюся дружбу. Наверняка, до Берхарда доходили слухи о помолвке, но тогда должна была дойти и весть о её расторжении. Однако писем от юноши всё равно не было, а сама она стеснялась написать ему.

Наконец Гретта перестала ждать, решила, что Берхард уже давно забыл о ней, и смирилась с этим. И вдруг из Регентропфа приезжают гонцы. Неужели снова приглашают на праздник? Тогда она сможет вновь встретиться с Берхардом, поговорить с ним. Девушка вспомнила, как легко и просто чувствовала себя рядом с этим мальчиком, и даже ощутила, что немного соскучилась по нему.

Гретта не видела гонцов, их принимал отец. Вечером барон Хафф зашёл к дочери и широко улыбнулся. Значит, добрые вести, значит, она встретится с Берхардом!

– Дочка, у меня для тебя есть хорошие новости, – мягко сказал Рюдегер, присев рядом с Греттой. – Ландграф Регентропф прислал сватов.

– Сватов! – ахнула девушка и почему-то сразу подумала об Берхарде.

– Да. Он просит твоей руки для своего младшего сына Густава.

Душу девушки тронуло разочарование. Густав Регентропф тоже слыл завидным женихом,