Перед сном Рюдегер зашёл в покои дочери. Она ещё не ложилась. Отослав на отдых свою прислужницу Лизхен, девушка задумчиво сидела у зеркала и медленно расчёсывала волосы. Новые впечатления, новые эмоции теснили её грудь, новые думы о не совсем ещё ясном будущем бродили в мыслях её. Девушка рада была видеть отца, родного человека, который поймёт её чувства, разделит радость и тревоги. Улыбнувшись, Гретта подошла к отцу и обняла его.

– Ах, папенька, как же хорошо нас здесь приняли! И комната такая уютная, и люди такие милые, и разговоры такие любезные!…

Рюдегер был доволен и успокоен восхищёнными речами Гретты.

– А как ты находишь своего жениха? – спросил он, ласково поглаживая по голове любимую дочь.

Гретта немного смутилась, но совсем немного:

– Густав храбр и благороден. И красив. Он по нраву мне. Уверена, что буду счастлива с ним.

– Дай Бог.

– Но Густав сказал, что мы не останемся в Регентропфе, а сразу после свадьбы уедем в поместье Стайнберг. Здесь станет жить семья Берхарда.

– Да, это так. Твой жених – сын младший, правителем Регенплатца ему не быть.

– Сначала я расстроилась, так как уж очень мне нравится этот замок. Но потом даже обрадовалась. Ведь Стайнберг совсем недалеко от наших земель, и я смогу часто навещать вас. Да, хорошо, что мы с Густавом уедем. А какая милая женщина ландграфиня! Она говорила со мной, словно с дочерью, мягко, ласково! Мы будем с ней дружны, обязательно.

– Я безмерно рад, доченька, что жизнь твоя в чужих краях пройдёт в спокойствии и счастье.

– Я не чувствую, что это чужие края. Мне хорошо в Регенплатце.

Рюдегер отечески поцеловал дочь и присел на скамью.

– Жаль, что твоя матушка не дожила до этих счастливых дней, – с ноткой печали в голосе произнёс он. – Как бы она порадовалась за тебя!

– Не надо о грустном, папа, – Гретта присела рядом с отцом.

– Да, не надо. А что про Берхарда ты скажешь, Гретта?

Девушка опустила глаза, и смущение густым румянцем покрыло щёки её.

– А что я должна о нём сказать? – тихо произнесла Гретта.

– Он говорил с тобой ласковее других и смотрел нежнее других. Ты нравишься ему.

– Ах, что вы такое говорите? – ещё больше смутилась Гретта.

– Я наблюдал за ним во время ужина. И за тобой наблюдал. Ты часто улыбалась ему, смотрела смело, даже кокетничала.

– Ах, папенька! – с упрёком воскликнула девушка и, вскочив с места, отошла в сторону. – Я говорила с ним вежливо, как с приятным собеседником. Я и не думала кокетничать с ним.

– Я тебе верю, дочка, но поверит ли Густав, если заподозрит что-нибудь? Ты отныне его невеста, и обязана быть верна ему и словом, и взглядом. Иначе рискуешь лишиться честного имени.

– Я знаю, что такое честь девушки, отец, и сохраню её.

Оставшись одна, Гретта ещё долго не гасила свечи. Она сидела у тусклого зеркала, смотрела на своё отражение и думала. О себе, о будущей новой жизни, о новых людях, о… Девушка старательно отгоняла от себя мысли о темноволосом статном юноше, но они упрямо возвращались в её сознание. Зачем? «Он говорил с тобой ласковее других и смотрел нежнее других. Ты нравишься ему». Неужели правда? Гретта меланхолично улыбнулась, и душу её заволокло приятное тепло. В зеркале рядом с её образом вдруг появился образ Берхарда, да столь чёткий: мужественное красивое лицо, серьёзный взор ястребиных чёрных глаз, развивающиеся на ветру смоляные волосы…

Гретта резко одёрнула себя и даже с места вскочила. Ни к чему, совершенно ни к чему думать о нём. Она невеста, ей в мужья предназначен совсем иной и не менее достойный человек. Она должна быть верна ему и посвящать свои думы ему одному. Девушка уверенно задула свечу и легла в постель. Она не уронит свою честь и имя своё доброе не потеряет. Закрыв глаза, Гретта постаралась представить себе образ Густава Регентропфа, однако у неё это никак не получалось. Зато красивые глаза Берхарда появлялись от одного только вздоха.

Но это неправильно. Так не должно быть. Это нужно исправить.

Генрих остался доволен пройденным днём и теперь прибывал в хорошем настроении. Он даже решил провести ночь в покоях своей супруги, что не случалось уже довольно давно.

– Какая хорошая девушка Гретта Хафф, скромная, благочестивая, – говорил Генрих, вставляя факел в держатель на стене.

– Да, хорошая, – эхом отозвалась Патриция, готовясь ко сну.

– Густав восхищён ею. – Генрих присел на кровать. – Знаешь, она мне даже больше нравится, чем Зигмина Фатнхайн.

– Для провинциальной жены и домохозяйки Гретта вполне подходит. Королевой ей не быть.

– Да, величия в ней мало, но гордости…

– Вот и объясни это Берхарду, – резко прервала мужа Патриция.

Генрих тут же нахмурил брови, и лицо его приобрело жёсткое выражение.

– Чем опять юноша не угодил тебе?

– Он заигрывает с Греттой Хафф.

– Какую ерунду ты говоришь, Патриция! – возмутился Генрих.

– Думаю, и сам барон обратил на это внимание. Не заметить его масленый голос и сладкие улыбки было невозможно. Это ты, как обычно, слеп…

– Берхард говорил с ней вежливо и деликатно…

– Слишком деликатно.

– Прекрати! – Хорошее настроение Генриха улетучилось, и он начал раздражаться.

Но Патриция и не думала прекращать.

– Он уже привык, что всё принадлежит ему, привык забирать себе то, чем должен владеть Густав.

– Прекрати!

– Он сразу положил взгляд на эту девушку, когда ты представлял нам портреты невест. Вот увидишь, твой любимчик совратит невесту Густава ещё до свадьбы…

– Прекрати! – раздражение Генриха быстро переросло в гнев. – Твоя ненависть к Берхарду переходит все границы! Ты готова обвинять его во всех мыслимых и немыслимых грехах. Настроила против него сестру, брата. Но меня ты не настроишь.

– Да я и не пытаюсь, – возразила Патриция. – Просто хочу тебе, дураку, глаза открыть на неблаговидное поведение твоего сына, которое ты по любви своей отцовской не замечаешь.

– Я тебе не верю. Ты всегда ненавидела Берхарда, всегда видела в его поступках нечто пагубное…

– Когда поверишь, уже поздно будет. Смотри, как бы твоя глупая любовь не довела нас до беды.

– Если ты сама беды не натворишь, то она и не случится, – рявкнул разгневанный Генрих и, вскочив с кровати, нервно выдернул факел из держателя и быстро покинул покои супруги.

В ту ночь Берхард тоже долго не мог уснуть. Тревожные мысли и светлые чувства боролись в его душе, отгоняя от разума сон. Всего один вечер в обществе милой Гретты, и робкая влюблённость вспыхнула настоящей любовью. Юноша ворочался в кровати. Он зарывал глаза, призывал образ