— Знаю, знаю. Но прямо сейчас мне нечего тебе сказать.

— Ладно, позвоню, как только…

— Кончай трепаться. — И Анья положила трубку.

Среда, шестнадцатое декабря, первая половина дня

Эрик сидел в машине рядом с Йоной и дул на кофе в бумажном стаканчике. Они проехали мимо института, мимо Государственного музея естествознания. Возле дороги, по направлению к Бруннсвикену, в наступающей темноте блестели теплицы.

— Вы точно помните имя? Эва Блау? — спросил Йона.

— Да.

— Ничего в телефонном каталоге, ничего в уголовной базе данных, ничего в базе регистрации преступлений, в базе подозреваемых или хранящих оружие, ничего в базе налоговой службы, регистрации по месту жительства или в базе автовладельцев. Я распорядился проверить все базы данных губернского правления, ландстинга,[18]церковные базы, страховую кассу, миграционную службу. В Швеции нет никакой Эвы Блау, и никогда не было.

— Она была моей пациенткой, — настаивал Эрик.

— Тогда ее должны звать как-нибудь по-другому.

— Черт! Я что, не знаю, как зовут моих…

Он замолчал. Молнией вспыхнула догадка, как ее могли звать по-другому, но тут же погасла.

— Что вы хотели сказать? — спросил Йона.

— Надо посмотреть мои бумаги. Может быть, ее просто называли Эвой Блау.

Белесое зимнее небо было низким и плотным. Похоже, снегопад мог начаться в любую минуту.

Эрик отпил кофе и почувствовал, как сладость сменяется долгой горечью. Машина свернула к району частных домов в Тебю. Они медленно ехали позади вилл, вдоль садов с покрытыми инеем обнаженными фруктовыми деревьями, мимо небольших закрытых бассейнов, застекленных веранд с плетеной мебелью, заснеженных батутов, кипарисов с электрическими гирляндами, синих санок-тобоганов и припаркованных автомобилей.

— А куда мы вообще едем? — неожиданно спросил Эрик.

Маленькие круглые снежинки кружились в воздухе, падали на капот, забиваясь под «дворники».

— Мы почти приехали.

— Приехали куда?

— Я нашел все же несколько человек по фамилии Блау, — с улыбкой ответил Йона.

Он свернул к отдельно стоящему гаражу и остановился, но не стал глушить мотор. Посреди лужайки стоял двухметровый пластмассовый Винни-Пух. Его красный свитерок облупился. Других фигур в саду не было. Дорожка из неровных сланцевых пластинок вела к большому деревянному дому, выкрашенному желтой краской.

— Здесь живет Лиселотт Блау, — объяснил Йона.

— Кто это?

— Понятия не имею. Но возможно, она знает что-нибудь про Эву.

Йона увидел неуверенную гримасу Эрика и сказал:

— Это единственное, от чего мы сейчас можем оттолкнуться.

Эрик покачал головой:

— Это было давно. Я никогда не вспоминаю о тех временах, когда занимался гипнозом.

Он взглянул в прозрачно-серые глаза Йоны:

— Может быть, к Эве Блау это не имеет никакого отношения.

— Пытались вспомнить?

— Вроде того, — ответил Эрик и посмотрел на стакан с кофе.

— Хорошо вспоминали?

— Наверное, не очень.

— Вы не знаете, она была опасна, эта Эва Блау? — спросил комиссар.

Эрик глянул в окно машины и увидел, что кто-то фломастером нарисовал Винни-Пуху клыки и злобно сведенные брови. Эрик отпил кофе и вспомнил вдруг, когда он услышал имя «Эва Блау» в первый раз.

Вспомнил только что.

Было половина девятого утра. Солнце светило через пыльное окно. Я спал в кабинете после ночного дежурства, подумал он.

Десять лет назад

Было половина девятого утра. Солнце светило через пыльное окно. Я спал в кабинете после ночного дежурства, не выспался, но все же собрал спортивную сумку. Ларс Ульсон уже несколько недель отменял наше сражение в бадминтон. Он слишком много работал, мотался между больницей в Осло и Каролинской больницей, читал лекции в Лондоне и метил на место в правлении. Но вчера позвонил и спросил, готов ли я.

— Да, черт тебя возьми, — ответил я.

— Ты готов продуть, — сказал он, но как-то необычно вяло.

Я вылил остатки кофе в раковину, оставил чашку на кухне для персонала, сбежал вниз по лестнице и на велосипеде доехал до спортзала. Когда я вошел, Ларс уже сидел в холодной раздевалке. Он почти испуганно поднял на меня глаза, отвернулся и натянул шорты.

— Я тебя так вздую, что ты неделю сидеть на сможешь, — объявил он и глянул на меня.

Трясущимися руками запер шкафчик.

— Много работаешь, — сказал я.

— А? Да, верно, у меня было…

Он замолчал и тяжело сел на лавку. Я спросил:

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Отлично. Ты-то сам как?

— В пятницу встречаюсь с правлением.

— Верно. Тебя больше не будут финансировать. Вечно одно и то же.

— Да я и не слишком волнуюсь, — отмахнулся я. — Я хочу сказать — по-моему, все идет хорошо. Мои исследования не стоят на месте, дело движется, у меня чертовски хорошие результаты.

— Я знаком с Франком Паульссоном из правления, — сказал Лapc и поднялся.

— Правда? Как?

— В армии вместе служили, в Будене. Он головастый и довольно открытый.

— Это хорошо, — тихо сказал я.

Мы вышли из раздевалки, и Ларс схватил меня за руку:

— Хочешь, я позвоню ему и просто попрошу, чтобы они поставили на тебя?

— А можно? — спросил я.

— Вряд ли, но чем черт не шутит.

— Тогда пусть все остается как есть, — улыбнулся я.

— Но ты же должен продолжать исследования.

— Все устроится.

— Кто знает.

Я посмотрел на него и нерешительно сказал:

— Хотя это, может, было бы глупо.

— Я позвоню Паульссону вечером.

Я кивнул. Ларс, улыбаясь, легонько хлопнул меня по спине.

Когда мы в скрипящих кроссовках выходили в гулкий просторный зал, Лapc неожиданно спросил:

— Ты не хотел бы взять у меня пациентку?

— А в чем дело?

— У меня не хватает на нее времени, — объяснил он.

— К сожалению, я уже набрал группу.

— Ладно.

Я начал растягиваться, ожидая, когда освободится пятая дорожка. Ларс топтался рядом, проводя рукой по волосам и откашливаясь.