– Как же мы уйдем? – спросил Сол. – Павел говорил, что если мы окажемся на улице, нас сразу пристрелят.

Работник канализации сказал им, что спрятаться здесь – их единственная надежда, и они так долго верили ему. Павел был их спасителем и защищал их ценой своей жизни. Почему они должны доверять мне больше, чем ему? За исключением Сэди, они меня совсем не знали.

Я прочистила горло.

– Это правда, на поверхности действительно очень опасно, – начала я. – Но все меняется, здесь больше небезопасно оставаться. – Я искала правильные слова. – Вы знаете, кто-то забрал боеприпасы. Этот человек отнес их к немцам, предупредил их. С большой вероятностью полиция в любой момент заглянет в канализацию, чтобы проверить, что здесь еще может оказаться.

Сэди побледнела.

– Я говорила тебе, что они придут, – сдавленным голосом шепнула она Солу.

– Тогда мы спрячемся где-нибудь в другом месте, – уперся Сол. – Может быть, в пристройке для чтения. – Я и не подозревала, что у них есть другое место.

– Она слишком мала для троих, – заволновалась Сэди.

– Тогда мы найдем другое место, – пытался успокоить ее Сол. – Мы можем спуститься поглубже в канализацию. Наверняка есть что-то еще. – Он отчаянно искал другое решение, чтобы они не поднимались на поверхность.

– Ничего не выйдет, – вмешалась я. – Знаете, немцы заминировали канализацию – в качестве обороны. Если вы будете ходить по туннелям, вы рискуете привести мины в действие. – Глаза Сэди округлились, и я понимала, что она подсчитывает, сколько раз она ходила по туннелям, не зная об опасности.

– Мы справимся, – упрямо настаивал Сол. – Как и до этого. – Он пристально посмотрел на меня. – Мы не уйдем.

– Боюсь, есть кое-что еще. – Я повернулась к Сэди. – Моя мачеха нашла твой кулон.

– Твой кулон с надписью чай? – Сол вытаращил глаза и повернулся к Сэди. – Я же предупреждал тебя, что не стоит его носить.

– Это я виновата, – бросилась я на защиту Сэди.

– Нет, это я, – сказала Сэди, шагая мне навстречу. Сол и его отец посмотрели на нас с укором. Как будто все их худшие предупреждения и предостережения о нашей дружбе сбылись. – Я отдала его Элле, чтобы она сохранила его. Мне ни за что не следовало это делать.

– И мне нужно было получше его спрятать, – добавила я. – Но сейчас это не имеет значения. Моя мачеха нашла его и догадалась, что я помогаю евреям. Она выгнала меня из дома. Так что мне придется уехать из Кракова.

– Ох, Элла, – сильно сокрушалась Сэди. – Мне так жаль.

– Некому будет приносить еду, если я уеду. Вы не можете оставаться здесь из-за немцев и не сможете спуститься глубже в туннели – из-за проводов и взрывчатки. Нужно уходить со мной прямо сейчас.

– Но что, если вдруг вернется моя мать? – Вдруг поменяла свое мнение Сэди, уверяя себя в том, чего она больше не чувствовала. – Когда она вернется, я должна быть здесь.

У меня внутри все опустилось. Ложь, созданная мной из лучших побуждений, теперь мешала спасти ей жизнь. Если Сэди будет считать, что ее мать жива, она никогда не уйдет. Тогда я поняла, что выбора у меня нет.

– Сэди, твоя мать…

– В чем дело? Есть какие-то новости? – но, увидев мое лицо, замерла. – С ней все хорошо?

В тот момент я поняла, что должна ей сказать.

– Я сходила в больницу, куда с ребенком отправилась твоя мать. Только ее там уже не оказалось.

– Не понимаю.

– Твоя мать побывала в больнице, где собиралась оставить младенца. Монахини предоставили ей койку и ухаживали за ней.

– Но моя мать не собиралась ложиться в больницу. Она собиралась спрятать мою сестру.

– Я знаю. Но она сильно ослабла после родов, сильнее, чем предполагалось. Ее охватила лихорадка, и началась инфекция. Поэтому они решили ее оставить и стали лечить. Немцы узнали, что она там, и пришли за ней.

– Ее арестовали?

Я не хотела говорить правду. Сказать Сэди, что ее мать забрали немцы, было тоже ужасно, но, по крайней мере, это давало надежду.

Но это была бы новая ложь.

– В больнице немцам не позволили забрать ее. Они знали, что ее ждет худшая участь, поэтому дали ей лекарство, что позволило ей безболезненно уйти во сне. – Я подошла и обняла ее. – Сэди, мне очень жаль. – Я сделала паузу, и с глубоким вдохом произнесла:

– Твоя мать мертва.

– Нет… нет, это неправда. – Ее лицо застыло, она не верила мне. Хотя она подозревала, что ее мать умерла тогда же, когда я отправилась в больницу, какая-то ее часть до сих пор цеплялась за надежду. – Ты говоришь это только для того, чтобы я ушла.

– Это правда… – Теперь мне было нечего сказать, чтобы унять ее горе. От ужаса у нее расширились глаза, открылся рот. Я приготовилась к крику, который бы издала на ее месте, такому громкому, что он привлек бы в канализацию людей и нас бы точно обнаружили. Казалось, она беззвучно страдает, хотя все ее тело затрясло. Ни слезинки не было в глазах. Я беспомощно стояла, пытаясь найти слова, которые могли бы ее немного утешить.

Наконец она успокоилась.

– А моя сестра?

– Монахини сказали, что твоя мать прибыла в больницу одна, без ребенка. Мне не удалось выяснить, что произошло. Но ребенка там точно не было.

– Наверное, и она умерла, – скорбным голосом проговорила Сэди. Я хотела утешить ее, но не знала, как именно. Она выпрямилась, отстраняясь от меня. – Ты была в больнице несколько недель назад. И все это время знала о моей матери. И ты ничего мне не сказала.

– Да. – Мне хотелось сказать ей, что я сама только что узнала, но я больше не могла утаивать правду. – Я хотела поберечь тебя. Мне очень жаль.

– Я считала тебя своей подругой. – Глаза Сэди вдруг стали каменными и холодными. Сол шагнул вперед и оберегающе обнял за плечи рукой, уводя подальше от меня. Но Сэди снова повернулась ко мне. – Если ты соврала, почему я должна верить тебе сейчас, что нам нужно уйти? – спросила она.

Я замялась, борясь с ее логикой.

– Я не сказала тебе, потому что боялась, что если ты узнаешь правду, то ты не выживешь здесь. – Я поняла, что недооценила ее, и, возможно, это была моя самая большая ошибка. – Я старалась спасти тебя тогда. И сейчас стараюсь. – Я подошла к ней, взяла за руку и посмотрела ей прямо в глаза. – Сэди, прости меня. Когда мы выйдем, ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но не позволяй моей ошибке лишить жизни тех, кто тебе дорог. – Я была уверена, что она откажется. Тогда я не знала, что предпринять. Их собиралась арестовать или убить здесь, внизу, и если я останусь, то и меня, наверное, убьют вместе с ними. Я думала о Крысе, размышляла, где он и узнаем ли мы когда-нибудь, что стало друг с другом.

Сэди промолчала. Я попробовала еще раз:

– Пожалуйста, я знаю, что ты злишься, и когда мы выберемся отсюда, я пойму, если ты никогда больше не захочешь разговаривать со мной. Но на это нет времени. Ты должна пойти со мной сейчас, если хочешь спасти остальных.