Как раз перед тем, как прерывается трансляция изображения с видеокамеры, Ванесса опускает руки, и я вдруг вижу ее лицо – бледное, покрытое тенями – на фоне алого покрывала. В темноте я едва различаю ее черты, но что-то в лице Ванессы заставляет меня замереть. Я готова поклясться, что в эти считанные секунды до отключения трансляции Ванесса вовсе не плачет.

Она смеется.

За ночь дождь сменился снегом. Когда я просыпаюсь и подхожу к окну в гостиной, я вижу, что все вокруг засыпано слоем снега толщиной в полфута. Из-за этого вид за окнами стал спокойнее и приятнее для глаз. Снег падает густо и бесшумно, снежинки идеальной формы, все величиной с мелкую монетку. Большая лужайка исчезла, она похоронена под знакомым мне с детства белым покрывалом.

Много лет я не видела такого снега. Я выхожу на крыльцо, открываю рот и высовываю язык. Лахлэн встает у меня за спиной с чашкой чая в руках. У него на плечах стеганое одеяло. Он растрепан, у него явно похмелье, под глазами набухли мешки, лицо в морщинках. В кои-то веки он выглядит на свой возраст – как мужчина, которому под сорок, – и для меня это шок. – Ты сквозняк устроила, дом выстудишь, – ворчит он и смотрит, как я одета. – Господи, Нина, ты же насмерть замерзнешь, с ума сошла?

Он затаскивает меня под одеяло и прижимает к своему теплому телу. От него пахнет кислым потом и перегаром.

– Как думаешь, нас засыплет снегом? – спрашиваю я.

– Будем надеяться, что нет. – Лахлэн крепче закутывает себя и меня в одеяло и поеживается. – После того как я уехал из Дублина, я дал себе слово, что больше никогда не стану жить там, где так же холодно. В детстве я все время мерз. Мои родители не могли позволить себе отопление, у нас всегда было холодно зимой. Наверное, они надеялись, что одиннадцать детей в трех спальнях каким-то образом сами друг дружку согреют. – Он угрюмо смотрит на падающие снежинки. – Мне приходилось делать уроки в перчатках, чтобы не замерзнуть в гостиной. Учителя всегда снижали мне отметки за плохой почерк.

А мне хочется сказать Лахлэну, что мне снег дарит надежду своей чистотой. Что я помню этот самый вид со школьных лет и сейчас мне кажется, что я оказалась в сказочной стране. Что, сложись все иначе, я могла бы стать счастлива здесь. Но ничего этого я не говорю. Я выскальзываю из-под его руки и ухожу внутрь теплого дома.

– Нет времени на сантименты, – говорю я. – Пора за работу.

Немного погодя я иду через белое поле к Стоунхейвену. Мои ботинки с хрустом проламывают снежную корку, под ней лежит примятая трава. На оставленных мной следах тают снежинки. Я поднимаюсь к парадному крыльцу. Мне приходится трижды постучать в дверь, прежде чем Ванесса наконец подходит к двери. Она сонно моргает, глядя на меня, глаза у нее красные и припухшие, к губам приклеена дежурная улыбка. Можно не сомневаться: она вчера тоже злоупотребила спиртным.

– Тебе уже лучше? – с нескрываемым удивлением спрашивает она. – Ты быстро поправилась.

– Да, все скоро прошло, – говорю я. – Тело порой – настоящая тайна, верно? Даже когда посвящаешь жизнь стараниям понять его, оно все равно способно тебя удивить.

– О! – Ванесса хмурит брови, пытаясь постичь смысл сказанного мной. – Думаешь, это было пищевое отравление?

– Скорее всего, я отравилась сэндвичем с тунцом, который съела в супермаркете у шоссе.

– О господи, если бы ты меня спросила, я бы тебя предупредила насчет этих сэндвичей. У них там очень подозрительные холодильники. – Ванесса смотрит на меня так, будто не может поверить, что я жива и стою на ногах. – Ну… А нам не хватало тебя во время ужина.

– Мне ужасно обидно было пропустить ужин, ведь ты столько сил вложила в его приготовление. Надеюсь, ты сможешь что-то такое устроить еще раз.

Ванесса смотрит за мое плечо, в сторону домика смотрителя, и я чувствую, что она производит в уме некие подсчеты – радость от вечеринки в нашей компании против стараний, которые на это потребуется затратить в самое ближайшее время.

– Конечно, – говорит она.

– А когда?

Ванесса часто моргает. Я обескуражила ее своей неожиданной настойчивостью.

– Пожалуй, завтра.

– Отлично. – Я ставлю ногу на порог. – Послушай, можно мне войти? Хочу немного обсохнуть и кое о чем тебя попросить.

Кухня выглядит как место тяжкого преступления. Повсюду стоят грязные кастрюли и сковородки, кафельные плитки на стене забрызганы красноватым соусом, в винных бокалах на дне засох алый осадок. На столе тарелки с остатками еды, вилки с засохшей корочкой на зубцах, белые салфетки, испачканные губной помадой, увядшие листья зеленого салата, утонувшие в лужице заправки.

– Похоже, вы вчера неплохо повеселились, – говорю я.

Ванесса с любопытством обозревает кухню. Вид у нее такой, словно ей кажется, что весь этот беспорядок оставил кто-то другой.

– Утром должна была прийти уборщица и навести тут порядок, но она пока не появилась.

Она говорит это таким тоном, будто уборщица и в плохой погоде виновата. Затем Ванесса берет за ножку полупустой бокал с вином и придвигает его на несколько дюймов ближе к раковине. Похоже, в плане наведения чистоты на кухне она способна только на это.

– Пожалуй, пришлю Майкла мыть посуду, – говорю я. – Он ведь участвовал в создании этого беспорядка.

Меня бесконечно радует мысль о том, до какой степени эта просьба будет ненавистна Лахлэну.

– О боже, пожалуйста, не делай этого. Снег скоро перестанет идти, я уверена. Приедет бульдозер.

Она смотрит в окно в сторону озера и щурится от белизны снега, а потом садится на стул.

– Ты хотела меня о чем-то попросить.

Я сажусь на стул рядом с Ванессой, делаю вдох и превращаю себя в Эшли.

– Понимаешь… я не знаю, сказал ли тебе уже об этом Майкл. Он порой так скрытен. – Я изображаю смущенную улыбку. – Но… он сделал мне предложение. Мы помолвлены.

Долю секунды Ванесса тупо смотрит на меня. Она словно бы отдалилась от меня во времени. Но тут же ее лицо озаряется светом, и она издает пронзительный визг. Звук настолько чрезмерен, что Ванесса выглядит пародией на себя. Ну не может быть, чтобы такая новость ее настолько взволновала.

– Потрясающе! Просто фантастика! А мне он ни слова не сказал! Как это чудесно!

Она наклоняется ближе ко мне, прижимает руки к груди и обдает меня несвежим утренним дыханием. Нет, это определенно чересчур.

– О, расскажи мне все! Где это случилось и как… и покажи мне кольцо!

– В первую ночь, как только мы сюда приехали. На крыльце коттеджа. Мы стояли там и ждали, когда выйдет полная луна и озарит озеро, и он опустился на одно колено и… ну, вот так. Можешь себе представить.

Я медленно снимаю теплую перчатку и протягиваю Ванессе левую руку для осмотра. Мой безымянный палец отягощен помолвочным кольцом в стиле арт-деко. Изумруд размером с ноготь на моем большом пальце, ограненный в форме подушечки, в окружении мелких бриллиантов. Будь камни настоящими, кольцо потянуло бы на сотню тысяч долларов. Но это подделка. Великолепная подделка, которую моя мать однажды много лет назад сняла с руки очень пьяной дамочки в «Белладжио». С тех пор кольцо валяется в моей шкатулке с украшениями, и я надеваю его в подобных случаях.