Лахлэн заглядывает в ванную. Он в кашемировом свитере и новеньких, с иголочки, джинсах. Он меряет меня взглядом с головы до ног.

– Ты вот так решила одеться? Это я к тому, что одежда с карманами была бы более практична. Если ты только не собралась спрятать камеру сама понимаешь где.

– Очень смешно.

К тому времени как мы набили карманы микроскопическими камерами и обговорили стратегические планы на вечер (Лахлэн будет отвлекать Ванессу, флиртуя с ней, а я расставлю камеры), ливень успевает разразиться с полной силой. Когда мы открываем входную дверь коттеджа, налетает порыв ветра, и створка двери ударяется о стену с такой силой, что я пугаюсь, как бы дверь не треснула. Струи проливного дождя иглами колют мое лицо, пока мы бежим к манящим огням Стоунхейвена. Мы еще на полпути до крыльца, а я уже успеваю вымокнуть до нитки.

Ванесса поджидает нас с бокалами мартини. Вид у нее такой, будто она уже выпила. Я смахиваю дождевую воду с глаз и делаю большой глоток мартини. Он крепкий. Оливковый сок придает ему солоноватый привкус.

– Боже, как крепко! – говорю я, едва не поперхнувшись.

Ванесса обеспокоена:

– Нужно было приготовить тебе что-то другое? Чай матча? Зеленый сок?

– О нет. Просто замечательно.

Я улыбаюсь Ванессе, делаю еще глоток, но мысленно даю себе подзатыльник. Разве Эшли стала бы пить мартини? О господи, я сбилась со своей роли. Теперь уже поздно. Я делаю еще один глоток, побольше. Решаю успокоить нервы, снять напряжение.

Ванесса готовит что-то наподобие французского рагу. Сегодня нас явно будут угощать не в парадной гостиной, судя по расставленным на столе тарелкам. В кухне пахнет чесноком и горячим вином. Ванесса хлопочет, переходит от одной кастрюли к другой, добавляет специи, привычно убавляет пламя горелок и тараторит скороговоркой.

– Хитрость приготовления настоящего «coq a vin»[93] в том, что петух должен быть старый. Но вы не поверите, до чего же здесь отвратительный мясной магазин. Выбора никакого, а уж про петухов и говорить не приходится. Пришлось обойтись куриными грудками. И конечно, вино нужно обязательно французское. Божоле… ну, или бургундское. Тушить четыре часа, но если получится – все шесть. На мой взгляд, чем дольше, тем лучше, верно? Ха-ха!

Значит, она умеет готовить. Сюрприз для меня. Я помню, как на этой кухне батрачила Лурдес и готовила еду, к которой не прикасалась мать Бенни. Не Лурдес ли научила Ванессу готовить?

Лахлэн ходит за Ванессой по пятам, заглядывает в кастрюли и расспрашивает о том, как правильно нарезать мясо. Пожалуй, он чересчур усердствует со вниманием к кулинарии. Я сижу за кухонным столом, молча потягиваю мартини и все сильнее раздражаюсь. Насколько мне известно, Лахлэн ни черта не смыслит в приготовлении пищи, но я не устаю поражаться тому, как он ухитряется делать так, что его поверхностные познания в чем бы то ни было производят впечатление глубоких. Я уже слегка опьянела от джина, а от запаха пригоревшего жира у меня сосет под ложечкой.

Наконец я не выдерживаю и прерываю Ванессу, когда она объясняет Лахлэну свой метод подрумянивания мяса:

– Ванесса, прости, а у нас будет возможность большой экскурсии по Стоунхейвену? Мне так хотелось бы осмотреть дом целиком.

Ванесса тыльной стороной ладони отбрасывает прядь волос со лба и смотрит на почти пустой бокал в моей руке.

– Конечно. Я сейчас должна тут все закончить, так что, может быть, после ужина? Похоже, ты допила мартини. Хочешь вина? Я откупорила бутылку «Домен Леруа», нашла ее в винном погребе. Она была немного пыльная. Надеюсь, вино не скисло.

– «Домен Леруа»! Вот это чудо! – восклицает Лахлэн. – Я пробовал это вино, когда гостил в Холькхэм-Холле у графа Лестера. Ты с ним знакома? Нет? О, его винный погреб был просто невероятным. Легендарным!

Лахлэна понесло. Он говорит выпучив глаза. Граф… Господи боже. Он настолько прозрачен, что я просто поражаюсь, как Ванесса ему верит. Но я улыбаюсь и киваю, как будто бы тоже понимаю, что это значит, хотя для себя вино покупаю в ближайшем магазине в том отделе, где стоит выпивка не дороже десяти долларов. Ванесса ставит на стол графин и тарелки и наливает всем по бокалу вина.

Лахлэн театрально раскручивает вино в бокале и делает маленький глоток:

– Ах, Ванесса. Мы не заслуживаем такого роскошного вина.

– Конечно же заслуживаете. – Она явно довольна тем, что производит впечатление на Лахлэна. – Если ужин с друзьями недостаточная причина для хорошего вина, то я не знаю, что еще… В том смысле, что иначе мне пришлось бы выпить всю бутылку одной, а это же обидно, правда?

– Нет возражений, – отвечает ей Майкл и приветственно поднимает бокал: – За новую дружбу!

Ванесса смотрит на него. Выражение лица у нее слезливое. Я гадаю, не обрушатся ли на нас снова ее эмоции. У меня слегка кружится голова. Происходящее начинает мне надоедать, хочется вернуться в домик смотрителя. Сегодня вечером у меня нет сил изображать Эшли. Наверное, в моем бокале было слишком много джина.

Чтобы поднять бокал, мне требуется больше усилий, чем должно было бы.

– И за тебя, Ванесса. Порой Вселенная сводит тебя с такими людьми, с которыми тебе словно было предназначено судьбой познакомиться.

Мои слова звучат вполне в духе Эшли – нарочито сентиментально.

Ванесса улыбается мне, в ее глазах дико пляшут отраженные язычки пламени свечей.

– Если так, за Вселенную. И за невероятные встречи. Как тебе вино, нравится?

Может быть, я просто не знаток, но это вино мне кажется на вкус похожим на бензин. Я бормочу что-то невразумительно восторженное, после чего перевожу внимание на тарелку с едой. Курятина, плавающая в соусе, округлая масса картофельного пюре, розовеющего по краям в тех местах, где оно соприкоснулось с маслянистыми соками, остроконечные ростки спаржи, разваренные, тонущие в анемичном желтоватом айоли[94]. Я съедаю немного пюре. Кружится голова, а желудок немедленно протестует.

На лбу у меня выступает испарина. С какого момента здесь вдруг стало так жарко? Свет от ламп, висящих над столом, кажется мне нестерпимо ярким. Я отставляю свой стул подальше от стола. От этого движения мой кишечник сводит спазмом, и я понимаю, что меня вот-вот стошнит.

– Где тут туалет? – еле слышно бормочу я.

Ванесса не спускает глаз с меня. Наверняка я выгляжу ужасно. Она встает и указывает в сторону коридора. При этом она произносит что-то непонятное, и я на ватных ногах ухожу из кухни. Я едва успеваю добраться до туалета и извергаю в унитаз белесые остатки своего ланча. А что я ела? Ах да, я ела сэндвич с тунцом из ближайшего супермаркета. Булка по краям зачерствела, от сэндвича как-то уж слишком сильно пахло рыбой. Надо было посмотреть срок годности… Стены и потолок совмещенного санузла крутятся вокруг меня. Колени упираются в холодный мрамор, щека лежит на холодном фаянсе, кислота жжет пищевод.