— Какую награду потребуешь ты от меня?

— Вашу благодарность и полное доверие.

— Ну… будь что будет!.. Мсти за меня, как хочешь!..

— Вы останетесь довольны мною!

Лорен деятельно принялся за дело. Он выказал в этом случае такую сообразительность, находчивость, такое умение выбирать людей, что можно было только пожалеть, отчего его блестящие способности не были направлены на что-нибудь полезное, доброе.

Никто при дворе не имел положительных сведений о происхождении Лорена, исключая де Гиша, д’Эфиа и Сен-Марсана, которым он показал документы, хранившиеся в известном шкафу у его названой матери.

После этого три молодых человека совершенно предались Лорену и поклялись помогать ему в его адском плане — погубить короля и герцога Орлеанского, и затем овладеть престолом Франции.

Кроме этих ревностных сподвижников Лорен привлек еще на свою сторону жену маршала Гранчини, которая обладала счастливой способностью вкрадываться в доверие всякого человека. Она старалась подружиться с Лавальер и вскоре действительно стала поверенной всех ее тайн. Гранчини употребила все меры, чтобы разжечь ревность молодой женщины и наконец довела ее до такого возбужденного состояния, что она, в минуту экстаза, устроила королю страшную сцену ревности, осыпала его жалобами, упреками, что ее сделали ширмой для прикрытия его любви к Анне, так что Людовик XIV оказался в весьма затруднительном положении.

Это случилось накануне ассамблеи, на которую собирался обыкновенно самый тесный кружок. Королева Терезия и обе вдовствующие королевы никогда не появлялись на этих собраниях, так же как и герцог Орлеанский, который хотя и получал приглашение, но никогда им не пользовался к полному удовольствию своей супруги. Но на этот раз герцог против обыкновения пожелал явиться на вечер к королю. Причина этого желания заключалась в сведениях, сообщенных Лореном, который разузнал, что в этот вечер по окончании ассамблеи у короля будет тайное свидание с Анной, и уговорил герцога, чтобы тот пробрался в комнату герцогини и таким образом имел бы очевидные доказательства преступности своей жены. Но исполнение этого плана было весьма затруднительно. Герцогиня занимала отдельную половину, которая, как и все королевские покои, охранялась часовыми, не пропускавшими никого, кроме лиц, знавших пароль. Поэтому одним из важнейших условий было узнать пароль.

Имея в виду эту цель, Лорен остался дома и пригласил к себе графа де Нуврона, который был начальником стражи в этой части дворца, надеясь, что за бутылкой вина ему удастся выведать у него пароль.

Окончив свой туалет, Филипп Орлеанский в сопровождении де Гиша, д’Эфиа и Сен-Марсана поспешил на половину своей супруги и приказал доложить ей, что желает проводить ее на вечер к королю. Анна вышла к нему лучезарная, сияющая, в роскошном наряде, вся усыпанная бриллиантами. Филипп подал ей руку, и они, как самая нежная парочка, вошли в Павильон Ассамблеи. Там уже собралось много дам и кавалеров, а также находился знаменитый Люлли со своими музыкантами и певцами. Через несколько минут прибыл и сам король.

Он вошел под руку с герцогиней Лавальер, окруженный небольшой свитой самых приближенных лиц. После обычных приветствий все расположились на диванах и креслах, и началась самая веселая, непринужденная болтовня под звуки очаровательного оркестра Люлли. В этот вечер всем бросилось в глаза замешательство, проявлявшееся в обращении трех особ — короля, Анны Орлеанской и герцогини Лавальер. Эти две дамы, между которыми замечалась прежде такая дружественная непринужденность, теперь заметно избегали друг друга.

Герцог де Гиш, воспользовавшись первой благоприятной минутой, сделал знак Гранчини. Та как бы невзначай подошла к нему, и они незаметно уединились в амбразуре одного из окон.

Музыка играла довольно громко — значит, нечего было опасаться нескромных ушей.

— Где будет свидание?

— В будуаре герцогини, который примыкает к этому павильону. Король попался в страшные тиски: Лавальер ревнива, как десять Отелло, и смела, как бес. Она поставила вопрос ребром: «Или я, или герцогиня Орлеанская».

— Откуда удобнее всего пройти в этот будуар?

— Разумеется, через павильон, тут есть дверь в парк, куда можно убежать в случае неудачи.

— Но как выбраться из парка?

— О, ничего нет легче, ворота парка будут отворены по приказанию королевы!

— Что?!

— Да, мы успели-таки шепнуть ей кое-что!.. Ее величество будет очень рада, если герцогу Орлеанскому удастся скомпрометировать ее неверного супруга.

— Вы меня просто поразили!..

— Королева приказала даже, чтобы у ворот парка была привязана оседланная лошадь!..

— Да вы золото, а не женщина. Не будь здесь общества, я упал бы к вашим ногам!

Гранчини лукаво улыбнулась.

— Я предоставлю вам возможность сделать это в другое время!.. Однако пьеса сейчас кончится — нам надо разойтись.

Гранчини и де Гиш присоединились к остальному обществу. Только один человек тревожно следил за ними, это был Филипп Орлеанский.

В одиннадцать часов вечер закончился. Король взял под руку Лавальер, любезно простился со своим братом и его супругой и, сделав общий поклон, удалился из павильона.

За ним, разумеется, разошлись и все остальные.

Вернувшись к себе, Филипп поспешил в комнату Лорена, который встретил его с сияющим лицом: ему удалось напоить графа Нуврона и выведать у него пароль.

— Теперь он проспит богатырским сном до завтра! — смеялся Лорен. — Я таки кое-что подсыпал ему в последний стакан вина.

— Какой же пароль?

— «Всё или ничего». Через час я явлюсь к вашему высочеству.

Версаль погрузился в глубокий сон, все огни были потушены, только в кабинете короля виднелся свет. Людовик XIV был сильно озабочен объяснением с Лавальер. Он боялся, что эта пылкая, страстная женщина устроит какой-нибудь скандал, который может скомпрометировать герцогиню Орлеанскую, и рассчитывал на предстоящем свидании упросить Анну, чтобы та не сердилась, если он, для ограждения ее имени и чести, будет обращаться с нею холоднее и сдержаннее обыкновенного.

Едва успел король пройти к герцогине, как Филипп Орлеанский и Лорен неслышными шагами проскользнули в галерею, которая сообщалась с Павильоном Ассамблеи. Лорен был в маске и держал потайной фонарь, который, освещая окружающие предметы, оставлял в тени его самого.

— Всё или ничего, — шепнул герцог первому часовому.

Тот почтительно посторонился и пропустил обоих кавалеров.

Та же история повторилась со вторым и третьим часовыми, оставалась только одна дверь, которая вела в павильон.

Тут все дело чуть не испортилось часовым, спросившим довольно громко:

— Кто идет?

— Всё или ничего, дружище! — поспешил шепнуть герцог, и солдат тотчас же пропустил их.