Михалев. Никаких мотивов. Он вне подозрений. Если б он и решил убить Мишу, так только за отказ сниматься в его фильме, что абсурдно. Ну а Веронику Михалев вообще знать не мог.

Невзорова. Милашка моя. Мотив один — любовь; причин — хоть отбавляй. Миша прогнал ее, разлюбил, отправил в отставку. Хотя на ее месте я скорее убила бы за это Дениса, так как именно он заложил ее Мише...

Мотив убийства Вероники, по-моему, ясен как Божий день. Она видела преступника, вот и все дела. Надо спросить у Оникса, имеет ли кто-нибудь из этой компании алиби на время второго убийства.

Это все, что я вчера записала в свою тетрадь. Было некое смутное ощущение незавершенности, но оно и понятно: ведь главного — имени убийцы — я до сих пор не знала.

Тем не менее, вернувшись в павильон, я еще долго не могла отделаться от мысли, что упустила нечто важное. Вероятно, настоящий следователь на моем месте уже давно сообразил бы, что к чему, но я совсем запуталась в этом деле. Кто же убийца? По Агате Кристи им должен оказаться тот, чья добропорядочность не вызывает никаких сомнений. А по жизни?

Я так задумалась, что на пятом, решающем дубле с Невзоровой уронила свою хлопушку на ногу оператору. Он взвыл, отскочил от камеры и принялся орать на меня. Невзорова расплакалась, Вадя покраснел от негодования и тоже заорал, только не на меня, а на оператора, Денис выругался и вышел из павильона, Пульс мерзко заржал, а я, вконец расстроенная, села на скамейку и достала Кукушкинса. Не считая моих друзей, которых здесь сейчас нет, только он может успокоить меня в подобных ситуациях.

Что там Сахаров говорил о Светлом Лике? Полковник сравнивал его с разбойником китайцем. И что с того? Нет, Сахаров имел в виду что-то другое. Ага, Мадам посоветовала ему почитать Кукушкинса. Интересно, зачем? Если она действительно решила повысить культурный уровень работника правоохранительных органов, то это можно было сделать иначе. Ну, к примеру, предложила бы ему записаться на курсы японского языка. Или поступить в институт стали и сплавов. С какой же стати она навязала ему именно Кукушкинса?

Я попробовала проследить ход ее мыслей — безрезультатно. Завтра надо справиться у врачей, когда она сможет говорить. Подключу Саврасова, и вдвоем мы узнаем у нее, что конкретно она зашифровала под мудрым советом «почитать Кукушкинса».

— Приготовились к съемке! — завопил Вадя.

Я вскочила, взяла хлопушку и встала около камеры.

* * *

Мне повезло: Невзорова закончила работу на полтора часа раньше меня и тут же слиняла, наспех попрощавшись. По всей вероятности, ей ужасно хотелось выпить, а дома ее ждала бутылка самогона, закуска, ну и так далее. Поэтому, когда съемки закончились и Вадя буркнул привычное «всем спасибо», я собралась и спокойно ушла, не заботясь о том, что надо маскироваться и покидать родной «Мосфильм» шпионскими тропами. Теперь у меня было время подумать — никто не мешал мне, не гнался за мной, не цеплялся и не делился сокровенными тайнами вроде чистки зубов хозяйственным мылом.

По пути домой я еще раз перебрала в уме всех подозреваемых. Пожалуй, стоит исключить из этого списка Михалева, Менро и Сандалова. Что касается Михалева — тут все ясно. Он не мог убить ни при каких условиях. Менро и Сандалов тоже. Оба не от мира сего, птички божьи. Один добродушен, как цирковой медведь, второму, кроме водки, ничего в жизни не надо. Таким образом, из восьми человек остается всего пять, а это уже легче.

Тут я подумала, что мои умозаключения тем же Сахаровым были бы разбиты наголову; посмотрела на дело его глазами и пришла к выводу, что я все-таки не права. Никого нельзя исключать. В таком деле, как убийство, у всех подозреваемых должны быть равные права.

Но что ж тогда получается — никому нельзя верить? Я так не хочу.

Раздираемая противоречиями, я приехала домой. Здесь мне еще раз повезло: у Пети с Люсей были гости и я могла отложить все разговоры с братом на утро. Сегодня я слишком устала.

Быстро поужинав, я сделала несколько звонков: в больницу, Саврасову, Линнику насчет компьютера и Ониксу Сахарову. Последний согласился встретиться со мной завтра у Мадам.

И только положив трубку, я почувствовала, как хочу спать. Но прежде чем упасть в объятия Морфея, я достала тетрадь со стихами Вероники, села к столу и попыталась погрузиться в мир большой литературы.

Глаза слипались. Я с трудом улавливала смысл стихов, такой примитивный, что иной раз даже казалось, что за ним скрыт какой-то важный подтекст. Сил отыскивать подтекст у меня не было. Я перелистала еще несколько страниц и уже собралась закрыть тетрадь и убрать ее в ящик, как вдруг...

На последней странице, перед оглавлением, я увидела строки, совершенно поразившие меня.

Возрадуйся, подруга, ибо я

Тебе открыла тайну, кто змея.

Не поняла юмора. Когда это Вероника открыла мне тайну, кто эта коварная змея? Или под «подругой» она имеет в виду кого-то другого? Хотя дата под этими двумя строчками стоит вчерашняя...

Сон пропал в одно мгновение — меня словно расколдовали. Я просмотрела предыдущее стихотворение, потом то, что перед ним, — ничего. Не то что имени змеи, никакого намека и то нет! Ну, Вероника...

Еще минут пятнадцать я потратила на бесплодные поиски, затем решительно закрыла тетрадь. Вот теперь в голове у меня окончательно все перепуталось. Теперь я точно не смогу свести концы с концами. Бог с ними, с лаврами следователя. Завтра же поговорю с Сахаровым, честно выложу ему все, что знаю, и смиренно попрошу помощи. То есть, наоборот, бескорыстно предложу внести свой скромный вклад в общее дело. А сейчас — спать. И как можно скорее.

* * *

Утро было тихое, теплое, безветренное. Я проснулась довольно рано — около восьми. В комнате Пети и Люси было тихо. Наверное, они еще спали, так как гости вчера ушли глубокой ночью, я слышала сквозь сон их голоса в коридоре.

Поваляться в постели мне не удалось. Явился соседский кот Кулек. Он остановился у моего окна и мерзко замяукал. Вызывал на бой.

Я швырнула в окно подушку, но кот даже не пошевелился. Он смотрел на меня в упор круглыми желтыми глазами и беспрерывно открывал розовый рот, издавая такие звуки, от которых запросто можно свихнуться, если слушать их часа два подряд.

Пришлось мне встать. Кулек тут же смолк и удалился, задрав хвост.

Проклиная противного кота и его не менее противного хозяина, я приготовила себе завтрак, закрыла на кухне форточку и отправилась в ванную. Вернувшись, я обнаружила врага возле тарелки с моими бутербродами.

В битве, последовавшей незамедлительно, я одержала победу. Наглый котяра орал как резаный, оцарапал меня и даже один раз укусил за палец, однако я все равно поймала его и вышвырнула на лестницу.

Наши дикие вопли разбудили Петю. Он вышел в коридор, застав как раз тот знаменательный миг, когда Кулек с душераздирающим мяуканьем вылетал из нашей квартиры, тяжко вздохнул и, не сказав ни слова, вернулся в комнату.