Он, Брюнхвальд и Рене въехали на холм, откуда было хорошо видно растянувшееся на дороге войско и его обоз. Видом своего полка на марше кавалер был доволен. Трубачи, что шли в голове колонны, сразу сыграли «С правого фланга». Солдаты сразу поворачивали головы направо, видели его на холме, подходя ближе, начинали приветствовать своего командира. Волков махал им рукой.

— Дошли без происшествий? — спросил Волков.

— Как же без них, — отвечал ему капитан-лейтенант. — Два мерзавца сбежали.

— И вы их не поймали?

— Нет, больно хитры были, — отвечал Брюнхвальд. — Утром при перекличке были, как на ночь стали — их уже нет. Думаю, что они у мостика под Фёренбургом сбежали. Там, пока мы обоз вперёд пропускали, солдаты сбились в кучу, пошли к реке умыться. Видно, мерзавцы под мостом и спрятались, а сержанты не заметили, и узнали мы о том только на вечерней перекличке.

— А из какой же корпорации они были?

— Я думал, что из корпорации Эвельрата, спросил у ихнего кропала, а он говорит, что они оба приблудные. Но я слежу за этим, уверяю вас, господин полковник, что сержанты следят за солдатами, а кавалеристы Гренера по утру, после переклички, делают объезды лагеря.

— Жаль, что не удалось поймать их, — с сожалением произнёс Волков. — Безнаказанный проступок и другим мерзавцам надежды даст.

— Это мой недосмотр, — согласился лейтенант.

— Нет, Карл, нет, — кавалер не сомневался, что Брюнхвальд знает, что делать. Но, даже имея такого опытного лейтенанта, исключить случаи дезертирства невозможно. — А что с поносом?

— Четверо слегли, — ответил Брюнхвальд.

Вот это дело было ещё страшнее, чем дезертиры. Солдат можно взять крепко в латную перчатку, а вот что с хворью божьей, с бичом солдатским делать. Не ожидал кавалер, что так сразу начнёт точить его войско понос.

— Они в обозе? — спросил он.

— Брат Ипполит сказал, что лучше их оставить на волю Провидения, не тащить хворых с собой. Мы их всех оставили, кого у крестьян, за небольшую плату, а двоих в монастырской богадельне. То было два дня назад, больше поносных не было.

— Делайте так, как говорит монах.

— Как пожелаете, полковник, — отвечал ему Карл Брюнхвальд.

Они ещё поговорили о делах полка, о всякой мелочи, о ремонте телег, о перерасходе провианта, и Волков ещё раз убедился в правильности назначения своего заместителя. Десятки лет военной службы за плечами у Брюнхвальда позволяли ему решать все подобные вопросы и без вмешательства полковника.

— Значит, всё идёт по плану? — уточнил Волков у своего лейтенанта.

— Именно так, — отвечал капитан-лейтенант, — в Нойнсбурге мы будем раньше намеченного числа. Вам не о чем беспокоиться, господин полковник.

— Карл, у солдат я уже видел рваные башмаки, а ещё знамёна запылились, я хочу, чтобы к смотру всё было, как должно. Не хочу, чтобы фон Бок к нам цеплялся по всякой мелочи.

— Всё будет, как должно, господин полковник, прошу вас об этом не беспокоиться, — повторил лейтенант.

Волков взглянул на него, у него не было и намёка на сомнение в том, что всё так и будет.

На том они и распрощались. Волков, конечно, не собирался тащиться в пыли с войском, он собирался прибыть на смотр к первому числу. А пока… Смотр есть смотр, и на смотре он, как и его солдаты, должен был выглядеть подобающе. А где же ещё прикупить хорошей одежды, как не в Ланне. Самый богатый и самый многочисленный город южных княжеств. Лучшие повара, лучшие купальни и цирюльники, лучшие портные, шляпники, кожевенники, самые изысканные ткани со всех концов мира, всё было тут, всё было тут.

Во-первых, он заехал к одному из лучших, по слухам, оружейников Ланна. Его доспех был в хорошем состоянии, если не считать плохо восстановленного после тяжёлого удара шлема, но Волков хотел почистить латы. Он мог, конечно, просить о том Максимилиана с Увальнем, но боялся, что они могут повредить тончайший узор, покрывающий калёное железо. Нет, это было исключено. Драгоценный доспех, подаренный самим архиепископом, должен был чистить настоящий мастер, а по случаю он также отдал мастеру свой великолепный меч, подарок старого герцога. Мастер обещал быстро восстановить подобстёртую позолоту на эфесе и гарде, а также перетянуть кожу на ножнах.

Пользуясь тем, что всю работу нужно было сделать буквально за день, уже к следующему вечеру, мерзавец попросил с Волкова двенадцать монет. Волков кривился, но деньги отсчитывал.

После он поехал по портным.

Кружева. Раньше он считал, что подобное носит лишь изнеженная знать да женщины из высших сословий. Да, он не был чужд изыскам, с удовольствием покупал себе и раньше колеты из бархата, замшевые сапоги и батистовые рубахи, но кружев стеснялся. Брал только то, где кружева были совсем не выражены или их не было вовсе.

Но то было раньше.

Первый же попавшийся портной вынес ему такой колет, что оторвать взгляд от него было невозможно. Он был ослепительно синий. Расписной атлас имел как раз тот самый оттенок, который многие святые отцы порицают и считают сатанинским за его дороговизну и вычурность. Резаные буфы на плечах, тонкие «запястья» и жемчужные пуговицы и… Стоячий ворот, над которым белоснежным фонтаном кипели тончайшие кружева, которые доходили бы хозяину колета до подбородка. Также кружева вырывались из-под манжет, скрывая кисть руки чуть не до пальцев.

Роскошь. Вот она какая.

В молодости он ел из деревянной чашки. Его товарищи арбалетчики запросто могли себе позволить оловянную посуду, а кто не скупился и на медную. Были и такие, что возили с собой и серебряные кубки из добычи, не продавали их, пили из них. Но Волков, несмотря на насмешки сослуживцев, продолжал пользоваться мужицкой деревянной чашкой и деревянной ложкой. Ему было всё равно, из чего есть. Всю добычу, которую он получал, тут же обращал в звонкую монету. И носил всё с собой в кошеле, под одеждой, а не возил в обозной телеге. И если дело доходило до бегства, он и не думал об обозе и своих вещах, что там были, он спасал свою жизнь. Арбалет, кираса, шлем, болты да кошель с серебром — всё было при нём. А деревянные чашки с ложками, да кое-какая одежда — невелика потеря. Пусть враг заберёт.

Он уже с молодости был расчётлив и прижимист. Нет, не от жадности, а от того, что солдатский труд очень тяжек. А риск увечья или смерти намного превышал те скудные деньги, что им платили. А возможность грабить выпадала весьма нечасто. Поэтому он и не сорил деньгами. Деньги для него были дороги. Волков умел обходиться малым, но думал всегда о большем. Так на него влияли книги, что попадались ему. Он, кажется, не продал ни одной книги, прежде не прочитав их. Может, из-за книг он стал задумываться и подыскивать себе место получше и побезопаснее, чем Ликурнийская корпорация арбалетчиков. И он нашёл такое место.

В гвардии всё уже было иначе. Денег было втрое больше, уважения — вдесятеро. Ни один офицер не смел «тыкнуть» или быть грубым с гвардейцем. За такое офицер мог нарваться и на дуэль, а среди гвардейцев было много мастеров работы с железом. От безделия некоторые целыми днями торчали в атлетических и фехтовальных залах. Волков тоже туда захаживал, хоть и служил в роте стрелков.