И вот первый меч был почти готов. Лёжа на наковальне, он горел алым огнём, уже в таком виде внушая уважение всякому, кто глядел на него. Большими щипцами Хиггли взял меч и ещё раз оглядел его придирчивым взглядом.

— Держи его и скачи с ним вокруг озера, пока не остынет, — сказал он, протягивая меч Адионе. Девушка осторожно взяла щипцы из рук Хиггли и, держа в них раскалённый меч, вышла из пещеры. Её единорог послушно подошёл и слегка пригнул колени, чтобы она могла сесть на него.

Через мгновение единорог понёсся вдоль берега озера, неся на себе всадницу с огненно-красным раскалённым мечом в руке.

Через некоторое время на берегу озера появилась и другая всадница. Огненно-рыжая девушка, держащая в руке щипцы с таким же раскалённым мечом.

Когда мечи остыли, Хиггли вновь превратился в Торга и ещё раз окатил их пламенем из своей пасти. Каждому мечу он сделал удобные рукоятки, покрыв их кожей, и даже украсил несколькими драгоценными камнями, что нашлись в его пещере.

— Дракону эти камни ни к чему, а бедному эльфу тем более! — с улыбкой говорил он, украшая рукоятки мечей парой сапфиров и аквамаринов.

Мечи были прекрасно отбалансированы и лежали в руке так, будто бы были её естественным продолжением.

— Теперь нам нужно спешить, — с грустью сказала Адиона.

— Нельзя терять ни минуты.

— Понимаю, — глаза Хиггли стали печальны, — Желаю вам удачи. Очень хотел бы увидеть вас снова.

— Ещё увидимся! — крикнула Адиона, вскакивая на своего единорога.

— До встречи, Хиггли! — крикнула Треллия, уже на полном скаку уносясь в лесную чащу.

Впереди была дорога на Сел-Дикар.

* * *

Тихор тренировался, почти не переставая. Лишь небольшие перерывы для сна и приёма пищи — и опять стрельба из лука по мишени. Маленькая красная точка, нарисованная на обрубке бревна, заняла все его помыслы на ближайшие три дня. Вначале бревно просто стояло на земле. Затем Леоторн подвесил его к ветке старого дуба и толкнул. Бревно начало раскачиваться.

— Стреляй! — скомандовал старик, увидев растерянное лицо Тихора.

Первые три стрелы пролетели мимо бревна и попали в дощатый забор позади дерева. Но четвёртая стрела всё-таки воткнулась в качающееся бревно, придав стрелку новые силы и уверенность в успехе.

Когда восемь из десяти стрел уверенно попали в раскачивающееся бревно, Леоторн прекратил тренировки.

— Теперь ты можешь идти сражаться с нианой, — сказал он Тихору, глядя в глаза и положив ему руку на плечо. — Но помни: у тебя есть только один выстрел.

— Понимаю, — кивнул мальчик. — Но другого выбора у меня нет. Я уже чувствую, как яд делает меня слабее. Тьма начинает разрушать меня изнутри.

— Тогда спеши, — в голосе старика послышалась тревога.

— Нельзя допустить, чтобы ты промахнулся.

— Я иду немедленно. Я решил.

— Иди. И когда победишь тьму, возвращайся. Мы будем ждать тебя, — старик подал Тихору лук и колчан со стрелами.

— Хорошо. Я вернусь, — ответил Тихор и улыбнулся. Но в этой улыбке острый взгляд Леоторна отметил незначительные оттенки злобы и ненависти, свойственных существам Тёмного Мира. Недобрый огонёк блеснул в глазах мальчика, и это не могло не насторожить старика.

— Торопись! — сказал он с тревогой. — У тебя не так много времени.

Тихор повернулся и быстрыми и уверенными шагами пошёл туда, куда три дня назад ускакала Зилора и туда, откуда он сам не так давно пришёл в Альсенгард.

За воротами города Тихор остановился, ещё раз оглянулся на высокие серые стены, окружавшие город, и потом пошёл уже быстро, не оглядываясь, готовясь к решающему бою с нианой.

В том, что ниана почувствует его и захочет свести счёты за тот неожиданный удар, Тихор не сомневался. Кровь пианы, находящаяся в его теле и тянущая его в Тёмный Мир — лучший залог того, что, почувствовав его, злобное создание захочет продолжить схватку, не сомневаясь в успехе. И Тихор знал, что такая уверенность нианы вполне обоснована. Исход поединка решит первый удар. Тихору предстоит не только нанести его раньше, но и поразить этим ударом ниану насмерть.

Не спеша, чтобы дать ниане почувствовать себя, он шёл по знакомой уже дороге, вспоминая очертания рядом стоящих деревьев, холмов в степи и далёких деревень и отдельных строений. Наступал вечер, когда лес, окруживший дорогу со всех сторон, стал гуще. Садящееся за горизонт солнце цеплялось за густые вершины столетних елей, зловеще наклонившихся над дорогой, воздух стал прохладнее, и от него стало веять какой-то злобой и даже страхом. Он вибрировал, дрожал, не то от ярости, не то от ужаса, и идти вперёд становилось всё труднее и труднее. Теперь уже сомнений не было. Ниана была рядом, и Тихор чувствовал её. Не смотря на сопротивление воздуха, пропитанного злобой, взяв лук в руки, он шёл вперёд, готовый в любой момент сделать смертельный выстрел. Тьма сгущалась. Далеко впереди Тихор увидел конец дороги. Она резко обрывалась, и тут же за ней сплошной стеной высился густой лес, сливающийся в единый тёмно-синий монолит, проступающий сквозь тьму. В конце дороги всё же разливался какой-то свет, но не обычный, по-доброму тёплый и манящий уставших странников. Этот свет был другим. Он был холоден и бледен, и от него веяло злом так сильно, что приближаться к нему совсем не хотелось, скорее, напротив, хотелось бежать от этого страшного света куда-нибудь туда, где не достанут его отвратительные лучи. Но Тихор шёл. Вопреки здравому смыслу и страху он шёл туда, где уже свивала в тугие жгуты свои корни ниана. Где со злобным шипением она оскаливала свою зубастую пасть. Вот уже можно было без труда различить её маленькие красные глазки, плотоядно сверкавшие и уже высматривающие на теле Тихора место для предстоящего удара. Тихор тоже не оставался в долгу и давно уже присматривался к тому месту, куда должен был нацелить выстрел. Он шёл вперёд, и ниана поползла навстречу. Расстояние между ними сокращалось, и с каждым шагом тьма и злоба, пропитывающая воздух становилась всё сильнее. Ещё несколько шагов — и Тихор молниеносным и отточенным многократными тренировками движением вскинул лук и спустил тетиву.

Стрела с тихим свистом ушла вдаль, и через мгновение все окрестности огласил протяжный и жуткий вопль, в котором сквозило и отчаяние, и разочарование, и безграничная злоба. Это был крик умирающей пианы. Чудовище отправлялось обратно в Тёмный Мир, унося с собой свои миражи-ловушки. Теперь Тихор стоял посреди степи, а дорога из Альсенгарда тоненькой светлой полоской виднелась где-то вдалеке. И лес, и дорога, по которой он только что шёл, исчезли, как исчезло и тело самой пианы. Исчезла тьма и злоба, пронизывающая воздух, а главное, только сейчас Тихор почувствовал, как был слаб и болен, потому что теперь с каждым вдохом ему становилось легче и спокойнее. Будто жидкий свинец вытекал из его рук и ног, освобождая место новой, живой и лёгкой силе. И этот поток новой силы был таким мощным, что ноги Тихора подкосились, он вначале осел на землю, а потом, не выдерживая нагрузки, упал навзничь, и так лежал, пока тьма не покинула его тело, уступив место новой светлой энергии. Затем он уснул.