Технология отражения наступления немцев была и в том и в другом случае схожей. По флангам наступающих группировок наносились контрудары с целью ослабления острия наступления, а в идеале — окружения всей ударной группировки. 8 июля 1943 г. командование Воронежского фронта бросило 2–й танковый корпус во фланговый контрудар по немцам на прохоровском направлении. Как же проходил этот контрудар? Было бы иллюзией считать, что в 1943 г. все было гладко. Например, 99–я танковая бригада этого корпуса была введена в бой с ходу, без серьезной подготовки. В описании боевых действий бригады мы найдем до боли знакомые слова:

«Эта наступательная операция имела ряд особенностей, определивших исход боя:

1. Отсутствие времени на подготовку;

2. Отсутствие сведений о противнике и о расположении переднего края обороны наших частей, действующих впереди»[278].

Разрозненность контрударов была неотъемлемой чертой оборонительных операций в ходе войны. Обстановка требует немедленной реакции, времени на подготовку контрудара в большинстве случаев не остается. Это не столько проблема 1941 г., сколько характерная черта контрударов механизированных частей в ходе оборонительной операции в целом.

Жаловались танкисты 1943 г. и на отсутствие воздушного прикрытия со стороны своих ВВС в противоположность активности ВВС противника:

«…противник *…** начал производить массированные налеты самолетами Ю–88 и противотанковыми Ю–87 *…**. В период с 14.00 до 19.00 8.07.43 г. зарегистрировано около 425 самолето-вылетов. Наша авиация активности не проявляла»[279].

Запланированный фланговый контрудар 1–й танковой армии М. Е. Катукова выродился в сдерживающие фронтальные бои с XXXXVIII танковым корпусом немцев. Фронтальным оказался и контрудар танковой армии П. А. Ротмистрова под Прохоровкой. В результате лобового столкновения с мотострелковой дивизией и бригадой СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» армия потеряла больше половины своих боевых машин и фактически потеряла боеспособность.

Были в 1943 г. и отличия не в пользу механизированных корпусов РККА. Действия 5–й гвардейской танковой армии под Прохоровкой поддерживались 522–м гаубичным артиллерийским полком большой мощности (двенадцать 203–мм гаубиц Б–4), 1148–м гаубичным артиллерийским полком большой мощности (восемнадцать 152–мм гаубиц), 93–м и 142–м пушечными артиллерийскими полками (тридцать шесть 122–мм пушек А–19). Помимо артиллерии, поддержку наступлению армии П. А. Ротмистрова оказывали гвардейские минометы, 82 установки М–8 и М–13. Кроме того, 5–я гвардейская армия при выдвижении для контрудара провела в течение трех дней 330–380–километровый марш, пройдя 110–130 км в сутки. При этом не была потеряна отставшими и вышедшими из строя половина танков, как это произошло в ходе сходного по протяженности марша к Бродам в 8–м механизированном корпусе Д. И. Рябышева. Ресурс двигателя В–2 достиг в начале 1943 г. 150 часов в танке, и длительные марши были куда менее фатальными. Еще более масштабными, чем в соединениях армии П. А. Ротмистрова, были марши 4–го гвардейского Кантемировского танкового корпуса. Корпус (примерно равный танковой дивизии 1941 г.) в период с 7 по 18 июля 1943 г. дневными и ночными маршами прошел около 450 км, сохраняя постоянную боевую готовность. 1–й механизированный корпус М. Д. Соломатина совершил с 7 по 17 июля 1943 г. пять маршей общей протяженностью 350 км. Причиной тому — значительно улучшившаяся организация маршей. На переправах были выставлены офицерские посты регулирования, которые обеспечивали быстрое и четкое прохождение частей через водные рубежи. Охваченные пламенем пробки у переправ остались в 1941 г. Вышедшие из строя танки не оказывались один на один со свежеиспеченными рекрутами из экипажей. По маршруту движения были заранее расставлены ремонтные средства — за счет ремонтных подразделений бригад и частью за счет ремонтных летучек подвижных ремонтных баз корпуса. Марши сами по себе не являются причиной потери боеспособности танковых соединений Красной Армии в приграничном сражении. Опыт войны показал абсолютную необходимость и возможность переброски танковых соединений своим ходом на 300–450 км. Мехкорпуса должны были выполнить заказанные командованием фронта маневры и не рассыпаться по дороге, но не смогли это сделать по техническим и организационным причинам. Эффективно проводить марши позволил только опыт войны и техническое совершенствование танкового парка.

К вопросу о сослагательном наклонении. Если мы суммируем все вышесказанное и зададимся вопросом, были ли у командования Юго-Западного фронта реальные шансы ударами механизированных корпусов окружить наступающих немцев, ответ будет отрицательным. Точнее, выход на коммуникации 1–й танковой группы при массированном применении механизированных корпусов во взаимодействии со стрелковыми корпусами был возможен. Куда труднее было сколько-нибудь долго удержать этот «мешок». У М. П. Кирпоноса и М. А. Пуркаева просто не было достаточно пехоты для создания плотного кольца окружения. Нажим пехотных дивизий с запада и удары танковых дивизий изнутри кольца окружения на периметре в несколько десятков километров сдерживать было нечем. Командование Юго-Западного фронта могло бы добиться больших результатов, но в целом количество ошибок и глупостей было не слишком большим. Другой вопрос, что стратегическая обстановка не позволяла парировать эти глупости иными средствами (проще говоря — вводом в бой свежих сил), как это было в июле 1943 г.

Приграничное сражение разрушило надежды советской стороны на то, что война будет легкой. Но оно не разрушило надежды на то, что удастся каким-то одним средством быстро изменить ситуацию в свою пользу. Казалось, что результата, которого не добились сотни танков механизированных корпусов и сотни «сталинских соколов», можно будет достичь с помощью бетонных коробок на старой границе. Эти надежды тоже были вскоре разрушены, и штаб Юго-Западного фронта, лишенный последних иллюзий, стал дерзким и сильным игроком 1941 г.

Бои на «линии Сталина». 1–17 июля

Гроза на Южном фронте. Самым значительным событием первых дней июля была резкая активизация боевых действий в полосе Южного фронта. 11 немецкая армия, сосредоточивавшаяся в Румынии, начала выполнение плана «Мюнхен». В ожидании этого важного события советское командование находилось в положении гадалки, пытаясь выявить точку, в которой будет нанесен удар. Чаще всего такие гадания были подобны игре в «русскую рулетку» с шестью патронами в барабане Нагана и всего одной пустой каморой. В начале июля 1941 г. напротив ствола оказался боевой патрон. Командование Южного фронта вскрыть направление главного удара противника не сумело. Также были переоценены задействованные на этом направлении силы. В разведсводке штаба фронта от 2 июля сообщалось, что основные силы противника в составе 9–10 дивизий, в том числе 5–6 танковых и моторизованных, сосредоточились в районе Стефанешти. Фактически же там находилось пять пехотных дивизий и пять бригад, в том числе одна танковая, насчитывавшая 60 танков. Разведка же фронта предполагала наличие в ударной группировке 900–960 танков. Причиной этого была неэффективность воздушной разведки, в данном случае не прояснявшей обстановку, а дезинформировавшей высшее руководство.