1523 год принес Лютеру сразу два повода обогатить свою коллекцию памфлетов. В декабре предыдущего года в саксонской деревне Вальтерсдорф, близ города Фрайберга, родился теленок-урод. Простодушное народное сознание всегда придавало событиям подобного рода большое, как правило, грозное значение. Когда за комментарием обратились к астрологу, он заявил, что рождение монстра символизирует деятельность Лютера. Реформатор подхватил брошенную перчатку и выпустил книжицу с собственным толкованием происшествия. Гравюра, украшавшая издание, изображала теленка-урода в монашеской рясе. Сам Господь, пояснял автор, показывает нам, что за монашеским клобуком скрывается служитель золотого тельца. Клобук разорван, потому что монахи сами сбились со счета, сколько у них орденов. Животное слепо — так слепы духовные учителя. У теленка нет рогов, и это значит, что Бог желает сокрушить монашескую власть. Вскоре Меланхтон припомнил, что в 1496 году в Тибре выловили еще одно чудовище, которое с помощью народной молвы вскоре превратилось в фантастическое существо с головой осла, телом женщины, одной рукой нормальной, а второй в виде слоновьего хобота. Вместо задницы у монстра оказалась заросшая бородой старческая физиономия, а вместо хвоста извивалась змея. Меланхтон ухватился за эту легенду, чтобы сделать из нее образ папы-осла. Его сочинение увидело свет в марте 1523 года и нашло восторженных почитателей по всей Германии.

За несколько месяцев до этого, в июне 1522 года, Лютер опубликовал еще более резкий пасквиль, озаглавленный «Против ложного церковного сословия папы и епископов». Как и проповеди, письма и листовки Лютера, это сочинение содержало призыв к восстанию против Церкви. Для большей убедительности автор назвал себя самого «евангелистом милостью Божьей». Для обличения духовного сословия он избрал тезис о невозможности победить в себе похоть и делал на его основании вывод о том, что безбрачие священников и монахов ведет либо к разврату, либо к соблюдению порочного в силу принудительности целомудрия. Поэтому церкви и монастыри суть «врата адовы». Они куда хуже «публичных домов, кабаков и бандитских притонов». Вот почему необходимо подвергнуть суровому наказанию каждого епископа.

Как видим, здесь снова налицо призыв к самым радикальным мерам. «Лучше всего, — утверждает он, — казнить смертью всех епископов и разрушить все церкви и монастыри». В то же самое время, избегая обвинений в кровожадности, он подчеркивал, что не одобряет применение «меча». В другом месте он просто замечает, что если волк (читай: епископ) заберется в овчарню, его надо выгнать. «Апостол Петр называл их позором и отбросами человечества. Они погрязли в мире материальном, эти подобные животным люди, состоящие из одной плоти и чувств. Это не епископы, а жалкие куклы, безмозглые истуканы, марионетки и идиоты... Да, все епископы — волки, тираны и убийцы душ. Они апостолы антихриста...» Он уверял, что всем этим заявлениям имеются подтверждения в Священном Писании. Венцом творения стала карикатура на папский указ, озаглавленная «Булла и реформация доктора Лютера». В ней говорилось, что все, кто трудится во благо уничтожения института епископата, суть любезные сыны Христовы; те же, кто, напротив, хранит верность папе, суть слуги дьявола.

Эти выступления Лютера встретили негативный отклик даже в лагере его сторонников. Спалатин, который занимал пост исповедника при дворе курфюрста и дорожил своим теплым местечком, поспешил призвать Лютера к умеренности. Впрочем, реформатор ожидал чего-то подобного, а потому довольно решительно ответил: «Не надейся, что я стану их щадить. Если начавшийся бунт или революция сметет их, в том не будет нашей вины. Пусть сокрушаются на судьбу и собственное тиранство». Еще раз подал недовольный голос и Штаупиц. Правда, он снова обратился к Лютеру с личным письмом, но тон его заметно изменился. «Твои писания, — говорил он, — доставляют удовольствие тем, кто посещает бордели, а их чтение вызывает скандал за скандалом». «Ваши замечания, — отвечал ему Лютер, — не удивляют и не пугают меня». Другому критику, имени которого мы не знаем, он изложил свою позицию еще более резко: «Я не собираюсь ни сдаваться, ни уступать, ни выказывать покорность и сожалею лишь о том, что поступал так раньше, потому что был глуп».

Мы помним, что накануне своего триумфа в Вормсе он уже провозгласил: «Больше никогда!» Теперь, когда его уверенность в победе окрепла, он тем более не намеревался смягчать свою тактику. Каждый внутренний кризис, переживаемый Лютером, выливался у него в самые решительные поступки. Чем глубже захватывала его внутренняя неуверенность в себе, тем жестче он действовал. Вартбург стал для него слишком жестоким испытанием. «А вдруг ошибаешься ты, а не они?» Нет, Лютер не может ошибаться! Скорее ошибаются все остальные: папа, епископы, монахи, вся Церковь. Но чтобы его правда стала известной всему миру, от этих противников следует избавиться.

Кампания, организованная столь умело и проведенная с таким энтузиазмом, не могла не принести своих плодов. Разумеется, католики оборонялись, проявляя кто талант, кто ум, кто упорство. Увы, ни один из них не сумел завладеть всеми тремя «козырями» сразу, чтобы дать достойный отпор обрушившейся на них атаке. К тому же с самого начала издатели приняли сторону нового учения. Листовки, которые в огромном количестве расходились по Германии, нравились им не только своим красноречием, но еще и тем, что служили источником постоянного дохода. Этот метод двойного убеждения в будущем использовался лютеранами еще не раз.

Вместе с тем, глядя из дня сегодняшнего, мы не можем отказать защитникам католической Церкви ни в бойцовских качествах, ни в доказательности аргументации. Одним из первых в борьбу против Лютера ринулся Иоганн Экк, клеймивший новое учение и в устных проповедях, и в печатных трудах. В 1520 году он опубликовал толстую книгу о главенстве папы, в 1522 году еще одну, о таинстве покаяния и исповеди, затем в 1523 году — о чистилище, в 1526 году — о мессе, в 1527 году — об обетах. Наконец, в 30-х годах он издал труд под названием «Послание против лютеран».

Его примеру последовали другие доминиканцы, в частности приор Кельнского монастыря Якоб Гохштратен, вернее ван Хоогстратен, поскольку он был фламандцем. Прекрасно разбираясь в творчестве бл. Августина, он атаковал Лютера именно на этом направлении, но также приводил стройную аргументацию в защиту христианской свободы и теории богоугодных дел. Внес свою лепту и Иоганн Фабер (Августинец), гуманист и друг Эразма, поначалу отнесшийся к Лютеру с симпатией, но после появления «Вавилонского пленения» превратившийся в одного из самых яростных его противников. Впоследствии за непреклонность своей позиции он решением Аугсбургского протестантского совета был изгнан за пределы страны. Преподаватель Кельнского университета Конрад Келлин также твердо отстаивал догмат о непогрешимости папы римского и кроме того реабилитировал св. Фому Аквинского, многократно поруганного Лютером; Иоганн Дитенбергер скрупулезно искал и находил в писаниях Реформатора демонический аспект. К голосу Томаса Мюрнера скоро присоединили свои голоса его собраться по ордену Гаспар Шатцгегер, уроженец Верхней Германии, опубликовавший сразу несколько богословских трудов, Августин Альфельд, апологет римского главенства, и Конрад Клинг, чьи страстные проповеди собирали толпы слушателей в Эрфурте.