Животное подбежало к жилищу, тревожно и призывно заржало и только тут что-то почуяло. Оно попыталось метнуться назад, но когти Зверя все же достали лоснящийся круп. Повалив резким рывком добычу, он переметнулся к отчаянно вытянутой шее и рванул ее клыками.

Боязливо глядевший в окошко Афанасий видел все, но ничем не мог помочь лошади. И потом долго был невольным свидетелем того, как медведь то пировал над добычей, то тяжело отлеживался, то снова принимался за еду. Не мог понять Афанасий одного: почему этот бурый зверь показался ему ночью седым – то ли от необычного лунного освещения, то ли от страха?

Только когда солнце стало исчезать за спиной противоположной сопки, медведь лениво поднялся и побрел к реке. Афанасий видел, как его силуэт вспыхнул в горящей на воде дорожке заката, а потом обозначился на другой стороне. Зверь ушел куда-то за реку, чтобы спокойно переварить добычу и поспать. Но было ясно, что он еще вернется.

Удаган-Акулина подтянула рукой лежащий рядом бубен и попыталась взлететь, но едва приподнялась и снова бессильно рухнула на свое полуистлевшее деревянное ложе. По сморщенному и высохшему лицу ее потекли слезы: «Внучек, любимый, я больше не смогу тебе помочь. Прости, внучек!..»

Выждав какое-то время, Афанасий осторожно открыл дверь, огляделся по сторонам и двинулся к лежавщему на земле карабину, хотя и понимал, что тот изуродован окончательно. Так оно и оказалось. Взяв в руки то, что еще недавно было оружием, каюр вдруг почувствовал, как на него сзади пахнуло холодом. Он резко обернулся и замер: между ним и избушкой стоял медведь, вздыбленная шерсть которого отливала в лунном свете голубизной. Поняв, что проиграл, Афанасий упал на колени и прошептал одними губами:

– Старик! Не трогай, Старик!..

Удар лапы был так силен, что голова отлетела от туловища и покатилась по поляне…

Застонала-заплакала в своей могиле Удаган-Акулина, сорвался со склона горы и помчался вниз закрученный воронкой вихрь ее боли, вылетел на поляну перед избушкой, разбрасывая в стороны листья, сухие ветки и кругляши конского навоза. Сизый медведь было попятился назад, но запах свежей крови оказался сильнее быстро проходившего страха. А вихрь, сделав круг по поляне, бессильно погас у дальней ее стороны.

Транскрил забрел в воду и, привычно поднимая сеть лапами за верхнюю веревку, прошел вдоль нее до самого конца. В спутанных ячейках болталось шесть рыбин. На обратном пути он аккуратно вынул трех, не спеша съел добычу. Потом, отойдя за тальниковый завал чуть поодаль, лег на траву и стал поджидать Афанасия. Он любил наблюдать за этим несуетливым и добродушным человеком, слушать, как каюр разговаривает то ли сам с собой, то ли с окружающей природой, как всякий раз по-детски восхищается «хорошим Стариком», так ловко проверяющим его снасти и берущим не больше половины улова.

Но сегодня Афанасий явно опаздывал. Пролежав почти до самой темноты, но так и не дождавшись его, Транскрил поднялся и решил сходить к зимовью – выяснить причину. Возможно, каюр просто остался ночевать в лагере, что он иногда делал.

Еще не дойдя до знакомой поляны, Транскрил услышал довольное урчание какого-то зверя. Торопливо и тревожно выйдя из-за деревьев, он застыл на месте: возле самого входа в избушку огромный, отливающий синевой медведь сыто и лениво лизал шею обезглавленного человека! Еще не отойдя от потрясения, Транскрил инстинктивно издал страшный рев и ринулся вперед, чтобы расправиться с убийцей. Но тот, увидя белогрудого, вопреки всем законам хищников, даже и не подумал защищать кровавую добычу, а мгновенно бросился бежать по ручью в сторону лагеря.

Когда наутро после выходного Афанасий не появился к положенному часу, Белявский решил, что каюр, видимо, приболел.

– Да-а, беды потянулись в наш аул, – невесело пошутил он, поворачиваясь к Диметилу и Валерке, сидевшим у костра с кружками. – Не успела Вера Васильевна выздороветь, как Петрович вместе с дровами ногти себе обрубил, хорошо хоть не все пальцы. Теперь вот Афанасий…

– Вертушку-то Тамерлану вызывать не будем? – поинтересовался Вадим, не видевший еще пострадавшего поздно вечером шурфовщика.

– Я было хотел, но Петрович наотрез отказался. Он у пальцев только самые кончики задел. Надо же так, с его-то опытом! Главное, что кости топор не тронул, а мясо, как говорится, нарастет. Посидит день-другой в лагере. А вот без Афанасия, без его лошадок, то бишь без аммонита, сегодня на горном участке делать нечего. Так что… – Он посмотрел на Диметила и Валерку. – Давайте, молодые, двигайте к Афанасию на разведку. Если каюр болеет, пусть отлеживается, сами лошадей пригоните.

Вернувшись намного раньше, чем их ждали, посыльные потрясли лагерь страшным рассказом.

– Тот же гад, – заключил Валерка, – хромоногий, что сюда и на солонцы приходил, его следами там все утоптано. За реку потом убрел… Попался бы мне он сейчас…

Белявский сразу же включил рацию и по дежурному каналу сообщил, что в районе работ появился медведь-людоед и встреча его с каюром закончилась «графой три». Через час на связь вышел сам начальник экспедиции и распорядился:

– Выходы в маршруты прекратить. Организовать охрану базы и места происшествия. Родственникам Слепцова и участковому села Куба-Кель сообщено, завтра вечером прибудут с группой охотников. Завтра же прилетит главный инженер по технике безопасности.

Диметил, Тамерлан и Валерка, вооружившись, пошли к зимовью, остальные остались в лагере.

Верка сидела в своей палатке с потемневшим и окаменевшим лицом – жуткая смерть Афанасия разом перечеркнула счастливые воспоминания двух последних дней.

«Еще раз в гости приезжай»… Вот и съездила в гости… Бедный Афанасий… Почему же его бабушка не предупредила?.. И зачем хромой его так? Зачем?.. А я этого подонка еще сахаром накормила… Гир… он же тоже там, рядом, как бы на него не напал!.. Хотя медведи друг друга, наверное, не трогают… Может, он все видел?.. Милый мой, как бы я хотела, чтобы ты был сейчас рядом, успокоил меня, защитил… Еще целых двадцать шесть дней… Нет, я умру от тоски и страха… Гир!..»

Она невольно прислушивалась к каждому постороннему звуку и вздрагивала от любого шороха, хотя знала, что справа и слева в своих палатках сидят с оружием Белявский и Карпыч. Да и ее наган теперь был в нормальном состоянии. Оказалось, что в прошлый раз осечки были из-за патронов – вся пачка такая попалась. Да и ничего удивительного, выпущены патроны были еще во время войны, в 1945 году. Видимо, их не успели тогда израсходовать и теперь выдавали это старье геологам. Хорошо, что другие пачки оказались нормальными. Вадим даже заставил Верку саму несколько раз выстрелить в большой, похожий на зверя валун, что лежал на берегу. Два раза пули задели его бока…

Когда Диметил, Тамерлан и Валерка подошли к зимовью, геолог и студент первым делом направились к телу и трупу лошади – посмотреть, не трогал ли их медведь, не возвращался ли, пока они ходили в лагерь. Тамерлан же знаком руки остановил их, снял карабин, подошел к двери избушки и рывком распахнул ее, направив ствол в проем.