– Крис, – то ли спросила, то ли сообщила она.

По работе я встречал много людей и уж точно не помнил каждого в лицо. Но ее бы запомнил.

– Допустим.

Она молчала, выжидающе глядя на меня. И с каждой секундой этой вынужденной тишины гневная морщинка пропадала, а глаза девушки становились все грустнее.

– Или заходи, или пока. Я не хочу стоять тут как чучело.

Пусть моя квартира и была единственной на верхнем этаже, торчать на пороге без дела я не любил.

И она решительно шагнула внутрь. Один раз шумно выдохнула. А потом, не останавливаясь, прошла в гостиную и застыла у панорамного окна на фоне разыгравшейся грозы. Одернула серую толстовку, но так и не повернулась ко мне.

Очередной раскат молнии осветил ее силуэт, и даже мне стало жутковато. Девушка не двигалась, не оборачивалась. И молчала.

Я вернулся на свой диван и вскрыл бутылку пива, которая успела согреться. Сделал мерзостный теплый глоток, выключил звук на телевизоре.

В этих резких всполохах мы провели еще какое-то время. Картина была настолько сюрреалистичной, что я потерял счет минутам. Все смотрел на нее и ждал чего-то – что она заговорит или что мы проведем вечность в странном застывшем молчании и неизвестности.

Я не знал, чего мне хотелось больше.

– Можно выпить? – Она довольно грубо разорвала эту хрупкую магию.

– А тебе восемнадцать-то есть? – почти в тон ей ответил я, но не сдержал усмешку.

– Сделки заключать можно, а выпить нельзя? – Кажется, она тоже усмехнулась, но тон был грустный.

– Сделки честнее алкоголя. Ты знаешь, чем и за что платишь.

– И ради чего пускаешь жизнь под откос…

– Совершенно не обязательно, – привычно парировал я. – Если сделка обдуманный, а не импульсивный поступок.

– Иногда ты платишь больше, чем ожидаешь, – она запнулась, но я молчал. – И получаешь совершенно не то, за чем пришел. Мне уже есть восемнадцать.

На этой фразе она, наконец, повернулась. Темно-карие глаза были грустные, под стать голосу, и большие, как у олененка. От этой ассоциации что-то дернулось внутри.

Я не смог долго на нее смотреть, поэтому сходил на кухню и исполнил просьбу. Девушка неумело попыталась открыть бутылку.

Я понимал, что она пришла за сделкой и старается храбриться, но отчего-то совершенно не хотел помогать. Я не палач и, в сущности, даже не такой говнюк, каким меня хотят видеть. И срывать жизнь очередной импульсивной малолетки, – а связь с Котерией всегда выходит боком – не хотел. У меня нет недостатка в клиентах, и я всегда найду, за чей счет выжить.

Даже смешно – я могу быть избирательным. Я могу оградить чью-то жизнь от себя, хотя и не должен.

– Выпей и уходи, – вдруг сказал я. – И не придется ни за что платить.

Но она осталась стоять, не сводя своих оленьих глаз с меня. Ну что за черт.

– А ты не думал бросить Котерию? Отказаться от сделок, дожить оставшиеся годы как обычный человек.

Я засмеялся. Уже не раз слышал подобную святую чушь, но так трогательно – впервые.

Растянулся на дорогом сером диване, стильно вписывающемся в стеклянный дизайн пентхауса. За панорамными окнами молнии вовсю резали мрачный город, и я имел лучший вид на это бедствие. Жил ли я богато благодаря Котерии? Безусловно. Держался ли я за все это?

Деньги – пыль.

Так говорят те, у кого они есть, и я один из них. Но потратить деньги «с чувством» уже не смогу. Этот дар доступен только людям, да и то не всем. Чем грязнее душа, тем меньше чувствуешь.

А я и вовсе не чувствую.

Потому что я не человек. Я – тень, след Котерии в этом мире, и никогда не буду свободен или жив.

– Дилеры – часть Котерии, детка, – надо же, я так смеялся, а сказанное все равно прозвучало грустно. Видимо, мы оба невеселы сегодня. Но этой девочке стоит уйти. – Моя минимальная плата – пять лет. Кто знает, может, это все, что у тебя осталось.

Сверкнуло совсем близко, и в огромных оленьих глазах мелькнул испуг. Я зацепился за это чувство, поднялся и резко приблизился. Я почти на голову выше и, нависнув над ней, выглядел достаточно угрожающе.

Не хочу сегодня работать. Не хочу портить эту малышку, позволять ей выбирать легкий путь. Не хочу думать, назначать соразмерную плату и забирать жизни.

Сегодня я не хочу ничего знать. Этот вечер для наслаждения грозой, глупым галдением телевизора и отсутствием мыслей. Почувствовать то, что ждет в конце пути любого усталого дилера, – пустота.

Почувствовать, чтобы испугаться самому и максимально оттянуть тот момент, когда цирк закроется и образы чужих жизней перестанут мельтешить перед взглядом.

Я заполнил глаза чернотой, эта мелочь всегда так пугала людей. Я зацепился за ее страх перед грозой, мной или собственным выбором – не важно – и надавил. Хотел прогнать так, чтобы девчонка забыла дорогу сюда. Забыла слово «Котерия».

Из меня уже начала сочиться тьма, когда по ее лицу скатилась первая слеза. Нет, что-то было в этих глубоких карих глазах. Как у Бэмби.

– Крис, ты совсем меня не помнишь?

Ее так и не вскрытая бутылка упала на пол, осколки разлетелись по всей комнате, а звук оглушил.

– Нет, – равнодушно ответил я, даже не попытавшись вспомнить. Я слишком устал.

– Мне очень жаль, – она кивнула и опустила голову.

Бросила последний взгляд на город с высоты птичьего полета и быстрым шагом дошла до двери.

– Найди способ уйти из Котерии, – сказала она напоследок и вышла.

А я, как дурак, застыл посреди комнаты под пляску теней из немого телевизора. Захотелось курить.

Минут десять спустя я вышел на улицу. Дождь больно хлестал по лицу, и до табачки я почти бежал. Поэтому впервые огляделся, только когда застыл под спасительным козырьком магазина.

Моя вечерняя гостья стояла под дождем на краю шоссе, задрав голову к небу. Может быть, сделка могла спасти ее жизнь, – запоздало подумал я. Разное случается.

И уже хотел подойти, когда она сделала резкий шаг в сторону несущейся фуры.

Я отвернулся.

Я, равнодушно смотревший, как люди заживо сгорают на костре. Я, переживший весь ужас двух мировых войн. Я, спокойно глядящий на первый открывшийся глаз Ховало. Я… отвернулся.

А потом понял, что есть всего одна причина, по которой эта девушка могла меня помнить, а я ее нет. Всего одна причина, которая может стоить жизни и мне.

Визг тормозов, звук удара и истошный вопль стоящей рядом женщины долетели до меня как из тумана.

Я скользнул