– Бедняжка Кралла стояла там с брезентом, обмотавшимся вокруг ее шеи, и терпела все с величайшим достоинством, – Зения бросила на него взгляд, – в отличие от вас.

Они оба улыбались, и когда их взгляды встретились, Зения почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, и, покраснев, отвернулась, положив себе в чай ложку сахара.

– Когда Бет смеется, я вижу, как смеетесь вы, – проговорил лорд Уинтер.

Не поднимая головы, Зения пила чай. Ее сердце громко стучало, как будто следующий момент, следующее, что скажет лорд Уинтер, могло бы навсегда изменить ее жизнь.

Мистер Джоселин настойчиво советовал ей выйти замуж за лорда Уинтера, несмотря на то что она рассказала адвокату обо всех своих страхах; он просто выставил их обоих непомерно упрямыми и глупыми. Он полагал, что лорд Уинтер не заберет у Зении Элизабет, даже если закон предоставит ему такую возможность на правах ее мужа. «По закону, когда дело доходит до этого, каждый муж имеет одинаковые права, – толковал мистер Джоселин, – однако было бы очень странно, если бы нашелся мужчина настолько жестокий или ненормальный, который воспользовался бы своими правами. Как в интересах Элизабет, так и в ваших собственных интересах следует гораздо больше бояться другого – жить отвергнутой женщиной с незаконнорожденным ребенком», – настоятельно подчеркивал он.

Зению убедили, однако не окончательно. Лорд Уинтер был необычным человеком. Им управляла не жестокость, а дьявольская сила, тот же джинн, который погнал ее собственную мать на Восток, в уединение, к абсолютной свободе, как сказала леди Белмейн, объясняя, что виновата кровь, текущая в жилах ее сына.

– Зения, – заговорил лорд Уинтер с серьезностью, заставившей ее снова поднять голову, – я хочу сказать, что я…

Казалось, ее взгляд помешал ему закончить предложение, хотя Зения изо всех сил старалась, чтобы лицо не выдало ее переживаний. Она ждала, но лорд Уинтер медлил, глядя на нее, словно ожидал, что Зения сама закончит за него фразу.

– Я хочу сказать, – наконец снова заговорил он менее уверенно, – что у меня очень… что я чувствую особо… – Он встал и отвернулся к камину. Вид экрана, видимо, восстановил ход его мыслей, и он резко сказал: – Я понимаю, что вы на самом деле не можете традиционным образом оценивать свое положение. Именно поэтому мне хотелось встретиться с вами. Все эти чертовы… прошу прощения. Эти адвокаты говорили с вами, но, вероятно, ни один из них не заставил вас понять, что будет означать для вас и Бет жить без моего законного покровительства. – Он сжал вместе заложенные за спину руки, его голос стал тверже. – Если брак со мной столь ненавистен вам, что вы предпочитаете, чтобы вас нигде не принимали, предпочитаете жить в бедности, быть выброшенной на улицу, иметь дело с мужчинами, чувствующими себя вправе оскорбительно обращаться с женщиной, что ж, тогда таков ваш выбор. Но вам следует понимать, что вы обрекаете нашу дочь на такую же жалкую участь. Вы, видимо, считаете, что я не забочусь о благополучии Бет, – он еще крепче сжал руки, на них вздулись жилы, а косточки пальцев побелели, – но я уверен, вы принесете ей гораздо больше вреда своей глупостью, эгоизмом, нежеланием подумать, проклятым ослиным упрямством. – Он сделал несколько шагов, остановился и с воинственным видом оглянулся на Зению. – Я был бы гораздо более страшным чудовищем, чем я есть, если бы оправдывал ваше поведение!

– Я вовсе не эгоистка, не упрямица и не дурочка! Я просто хочу защитить Элизабет!

Позади него дождь все сильнее барабанил по стеклам.

– Зения, вы действительно считаете меня чудовищем? – Он сердито нахмурился. – Как по-вашему, какое преступление задумал я совершить против Элизабет?

– Я не думаю, что вы специально причините вред Элизабет, – ответила она, опустив взгляд.

– Спасибо! – с горечью откликнулся он.

– Но если я выйду за вас замуж, у меня не будет власти защитить Элизабет от того, что вы можете сделать. Мистер Джоселин признал это. Даже если вы не будете ее опекуном и у вас не будет права что-либо делать, то, если я выйду за вас замуж, я не смогу ничего возразить вам… потому что по закону жена не может идти против своего мужа. – Зения встала. – Вы сами сказали мне, что можете поступать с ней, как вам вздумается, и я не смогу помешать вам.

– Я сказал такие слова в гневе!

– Быть может, вы будете в гневе и тогда, когда будете забирать ее у меня. Быть может, вы были в гневе, когда утопили девушку, на которой должны были жениться.

– Произошел просто несчастный случай. – Арден побелел, словно она дала ему пощечину.

– Вы сами говорили мне совсем иное.

Сжав зубы, он свирепо смотрел на нее.

– Вы сказали, что она мешала вам, – Зения заставила себя стоять спокойно и не отступить под его взглядом, – что она собиралась удержать вас дома, и поэтому вы ее убили.

Он чуть-чуть, почти незаметно, разжал губы и покачал головой.

– Почему я должна верить вам? – воскликнула Зения. – Я не могу! – Она повернулась, зацепив юбкой кушетку. Ей не хотелось вести сейчас разговор с ним, видеть у него на лице жесткое выражение; оно ее пугало, заставляло сердце сжиматься от раскаяния и страха.

– Почему женщина всегда доверяет мужчине? – глухим голосом спросил он.

– Я не знаю. – Она с трудом сглотнула. – Правда, не знаю.

– Возможно, потому что он ее любит. – Арден говорил так тихо, что она его едва услышала из-за шума дождя.

Зения обернулась, но он не смотрел на нее, он уже шел к двери, оттолкнув в сторону стул, как будто даже не заметил его. Она слышала его шаги по лестнице, потом через несколько секунд хлопнула парадная дверь, и глухое эхо раскатилось по дому. Зения бросилась к окну, но он не пошел под окном, а, нахлобучив на голову шляпу, спускался вниз по ступенькам, не обращая внимания на дождь, и вскоре высокая фигура, отделившись от металлических перил, исчезла в серых струях ливня.

Арден проклинал дождь и проклинал себя. Откинувшись на спинку сиденья кеба, он стряхнул воду с потрескавшейся кожаной подушки и швырнул промокшую шляпу на противоположное сиденье. Он тяжело дышал, но не из-за усилий, потраченных на то, чтобы взять наемный экипаж, а исключительно из-за вспышки эмоций – гнева и досады на только что сказанное им. Он собирался дать трезвую логическую оценку ситуации, собирался повидаться с Бет, собирался сделать бог знает что, только не то, что сделал. Он называл себя самым неуклюжим, безмозглым дураком на свете, потому что чем больше беспокоился о результате дела, тем успешнее губил его.

Он начал в стиле, достойном застенчивого школьника, и придерживался своего подготовленного заявления, потом проявил себя трусом, каким и был, в середине речи совершенно растерялся, и его понесло бог знает куда. Арден выругался. Во всяком случае, он узнал правду о том, что Зения думает о нем, чего боится, и, уязвленный услышанным, был в панике от того, что высказал самое сокровенное, а она ничего не ответила, хотя он не дал ей возможности ответить, а просто убежал.