христианской мученицы и длинными чёрными волосами, разметавшимися по плечам. Оба знали — встреча эта, скорее всего, станет последней в их жизни, потому что завтра он отправится в дальние края, откуда, может быть, вернётся немощным слепым стариком или даже вовсе никогда не вернётся. Или же он вернётся, но умрёт она, иссохнув от тоски по нему.

И всё же лучше ему уехать, хотя, может быть, он и погибнет в дальних странах, а она умрёт без него от тоски, но иного выхода у храброго Галларда и прекрасной Женевьевы всё равно нет, потому что судьба и так разлучила их: он — простой рыцарь, слуга короля, а она — жена монарха, его сюзерена, и жизнь и честь её священны для вассала. Но любовь не знает чинов, она проникает сквозь самые крепкие каменные стены, и никакие даже очень толстые дубовые ворота не могут устоять перед ударами бьющихся в унисон сердец. Но, увы, влюблённые понимают, что им всё равно не будет счастья: ведь если они решат убежать, их поймают, и тогда король казнит его, а её запрет в монастырь.

Им вообще не следовало встречаться сегодня вечером, но ни он, ни она не смогли устоять от желания взглянуть друг на друга при свете полной луны, только взглянуть один-единственный, последний раз. Однако им обоим хочется проститься в том месте, где они впервые встретились, когда он скакал на своём вороном коне, спеша к её мужу, королю, с вестью о том, что враги его поднимают головы на границах королевства, а она в платье простой фрейлины одна собирала цветы на поляне и плела венок, сама не зная для кого.

Галларда ещё ребёнком увёз в пограничный замок дядюшка, в общем, гонец очень долго отсутствовал и, конечно, никогда прежде жены короля не видел. И вот, спеша в замок сюзерена, он остановился и спросил дорогу, а Женевьева просто из озорства указала не в ту сторону, он заблудился и снова встретил её. Спешившись, рыцарь попросил объяснить, в чём дело. Королева же вместо этого надела на его прекрасные светлые волосы законченный венок и, смеясь, убежала в чащу, указав напоследок правильную дорогу.

И теперь на голове у него был надет этот самый венок, который и не думал увядать, хотя прошли уже и та весна, когда влюблённые встретились, и лето даже заканчивалось, наступала осень. Галлард и Женевьева поняли — это символ охватившего их чувства. Пока не увянет венок, будет жива любовь.

И вот королева и её возлюбленный добрались на свою полянку. Они остановили лошадей; он спрыгнул на землю и подошёл к белому коню королевы, чтобы помочь ей сойти вниз. В свете луны Женевьева показалась Галларду такой прекрасной, что огонь безрассудства охватил рыцаря. Когда королева спускалась, она как-то незаметно оказалась в его объятиях, обвила руками его шею, и они поцеловались. Больше они не могли сдерживать своих чувств.

Забыв о времени, они предавались любви до самого конца ночи, когда сон сморил их, без сил лежавших, прижавшись друг к другу, под раскидистым дубом среди травы и разбросанной всюду одежды. Пробудились Галлард и Женевьева с рассветом и пришли в ужас от осознания страшного факта, что их исчезновение ни в коем случае не могло остаться незамеченным в королевском замке. Но куда страшнее оказалось открытие, сделанное ими в следующее мгновение. Они точно помнили, что засыпали, лёжа вместе, а проснулись порознь, более того, в землю между ними была воткнута длинная стрела с белым оперением — такими стрелами пользовался один лишь король. Тут другая мысль молнией поразила сознание любовников — исчез венок, символ их любви! Они поняли — сам король был тут и видел их, он, конечно же, и взял венок.

Они вернулись в замок, ожидая разоблачения.

Вообще-то рыцарь хотел сам пойти к королю и сказать ему, что хотя он, как человек оскорбивший своего сюзерена, и заслужил казни, но всё равно король не имел права брать венок. Однако королева отговорила возлюбленного от этого. Прошёл почти целый день, но король даже и вида не подал, что ему известно про прелюбодеяние жены. Между тем Галларду давно пришла пора уезжать, как-никак рыцарь дал обет, который не смел нарушить — сражаться с сарацинами во славу Христовой веры.

В общем, обескураженный, сел он в седло и поскакал в порт, чтобы отплыть на Восток. Но путь Галларда лежал через поляну, где ночью он и Женевьева предавались греховной любви. Проезжая там, он не мог не посмотреть на то место. Стрела находилась там, где они и оставили её. Всё как будто было так, как утром, но что-то заставило рыцаря замедлить бег коня и посмотреть наверх — о чудо, венок преспокойно висел себе на ветке. Всадник снял его кончиком копья и надел себе на голову, а чтобы ветер на море не сдул венок, оторвал полоску материи от плаща и, обмотав вокруг головы, надёжно спрятал венок.

Когда плавание закончилось, рыцарь вновь размотал ткань, чтобы носить символ своей любви, как корону, но — о ужас! — венок засох. Сердце влюблённого наполнилось горестью и печалью — королева разлюбила его. Тогда он решил погибнуть и нанялся служить в пограничный замок, на который то и дело совершали набеги неверные. Как только он прибыл туда, король Вавилонии, для которого крепость эта была точно бельмо на глазу, двинул на неё несметное войско.

Защитники начали молиться в отчаянии, но новый товарищ велел им уходить, сказав, что один будет сдерживать натиск неверных, пока все солдаты гарнизона не окажутся в безопасности. Он заставил их покинуть крепость, сам же, вскочив в седло своего прекрасного вороного коня, помчался на язычников и сражался с ними, пока все товарищи-крестоносцы не оказались в безопасности. Между тем и они не теряли времени даром, послали к своему королю за помощью.

Тот немедленно поднял верную дружину; соединив силы, христиане выбили язычников из замка, но рыцаря они не нашли — он, конечно, погиб. Единственное, что осталось от него, был вороной конь, бродивший в лесочке, и засохший венок, висевший на луке седла...

— Он погиб? — спросила принцесса, всхлипывая и утирая слёзы платочком. — Прав-вда погиб? Погиб и та-ак и не узн-нал, что она не разл-любила его? Она ведь н-не разлюб-би-и-и?..

— Нет, ваше высочество, — покачал головой молодой светловолосый и голубоглазый рыцарь — точь-в-точь такой же, как и герой истории, которую он рассказывал Сибилле — и попросил: — Слушайте же дальше, моя госпожа!

— Д-да...