Всполох света отвлек всех нас от поисков. Чужой фонарь горел неподалеку. Приблизившись, мы увидели темный проход, уходящий под землю, а рядом стоял Индрик в полном облачении и несколько рослых смагов. Кругом на расчищенной полянке кучно дымились трупики поджаренных жвыл.

Разглядев, кто перед ними, братья опустили оружие и заметно расслабились.

− Что произошло в крепости, верховный наставник? Мы видели дым, − спросил Фес, спрыгнув с коня и низко поклонившись. Индрик изучал его с отстраненным любопытством. Не как брата и боевого товарища.

− Это ты мне скажи. Брат, − с нажимом сказал он, опираясь на рукоять меча. − Не я обманом проник в чужой дом ради злого умысла. И не я пошел к Немертвому за советом. Не я…

− Ты все неправильно понял, олух, − в полной тишине Ойла закатил уцелевший глаз. − Впрочем, как обычно.

Индрик мягко улыбнулся, уже ничуть не напоминая того добродушного хозяина, что встречал нас несколькими днями ранее.

− Изволь. Объясни мою ошибку.

− А что тут объяснять? Невестушка к нам пошла, потому что за вами, братцы, дурная слава, точно грязный подол за нерадивой бабой. А в столице свой немертвый объявился, не хуже вашего. Мы должны были знать, причастен ли Каш к тем деяниям. Узнали.

− Он ни при чем, − закончил его мысль Индрик. − Могли бы меня спросить. У давних врагов, как говорится, секретов нет.

− Так что произошло и почему вы вышли за пределы крепости? − вновь подал голос Фес, пытаясь отойти от вопиющего поведения старика.

− Никого не встретили по пути?

− Никого. Разве что… Иван девушку видел. Мельком.

− Что? Куда она пошла? − верховный наставник Халькарда потемнел лицом, давая знак своим помощникам. Те вновь взялись за оружие.

− Не знаем. Быстрая попалась бестия. Неужто ее ищите? – опять съехидничал Ойла.

− Может и ее. Дурные дела творятся в последнее время в моем доме. Надо вам самим послушать. Наместника…

− Наместника послушать? − спросила Веленика, не вытерпев долгой паузы. Верховный наставник даже не стал ее укорять за нетерпеливость:

− Нашли сегодня загрызенным. В подвале собственного дома. Внучка, последняя из их Рода, как к нам попала, такого понарассказывала, борода дыбом встает! Идемте. Мы все равно ее, похоже, не догоним.

− Кого? − разом спросили я, Фес и Стромир. Вместо ответа Индрик задумчиво почесал шею со свежей раной прямо под челюстью:

− Вот вы когда-нибудь видели баб, которые по стенам лазают? Эта прямо в обход врат − взяла и перелезла.

***

Внучкой наместника северной границы, единственной живой носительницей родовой фамилии Столпывских оказалась семилетняя рыжая Настенька – худенький, болезненного вида ребенок. Она целиком умещалась на колченогом табурете, предоставленном кем-то из смагов. Пока старшие женщины готовили пирожки, Настя смирно сидела в сторонке, хлопая карими глазенками и ковыряя веснушчатым пальцем какую-то щепку.

Когда мы вошли в комнату, где обычно размещали обеспокоенных гостей, девочка замерла. Мне она напомнила пугливого суслика.

− Она не вернулась? − тихо спросила Настенька. Индрик явно давал слабину перед детьми, ведь слова давались ему с трудом. Пока мы отряхивались от снега, он мягко поинтересовался, не решаясь перевести взгляд с камина на нее или подойти ближе:

− Ты точно уверена, что это была твоя мама?

− Да.

− Покойная Дивна Столпывская? Задранная волками на охоте?

− Да, да, да! Почему вы мне не верите? Это она, самая настоящая! Папа говорил, что она больше нас никогда не покинет! − Девочка скривилась, явно собираясь заплакать. Тощая женщина из Братства подскочила к ней и принялась успокаивать, ласково гладя по спине. Индрик вернулся к нам, разводя руками.

− Сами слышали.

− Она увидела свою умершую мать? Сегодня? − переспросил Фес, отказываясь верить услышанному. Веленика со стоном стиснула виски руками и начала их массировать.

− Это должно быть какая-то ошибка, − пробормотала она. − Вы проверяли ее на наличие одержимости? Шишигари порой проявляют странные способности, особенно когда носитель так юн, как эта сударыня.

− Наместница Халькарда, Анастасия Столпывская, − и она чиста, как хрустальный кубок, − устало поправил ее верховный наставник. − Пока из столицы не придет указ о смене власти, она здесь за главную. Так что прояви-ка уважение, сестра.

− Невероятно, что вы притащили ее сюда, к этим жутким рожам, − возмутился Стромир. − Где Бойко, где глава стражи, где моя мать? Ваша обитель не место для маленьких детей. Пусть ее уведут.

− А некуда. Дом наместника сгорел, большинство заняты спасением важных бумаг. А в отцовском такое… Хотя чего я болтаю, сами спросите у Насти. Она лучше расскажет. Анастасия!

Девочка оторвалась от бедра успокаивающей ее женщины и печально поглядела на Индрика. Выглядела она скорее утомленной, чем напуганной, и это удивляло меня больше всего. Абсолютное равнодушие к последним событиям минувшего дня.

− Снова? Но я уже говорила, что там было. Папа вернул ее. Вернул маму!

Дальнейшее напоминало скорее страшную сказку, поведанную на ночь, чем реальную историю, произошедшую с одной бедовой семьей.

Здесь, на границе княжества, охотой промышляли все, независимо от пола. И красавица Дивна не отставала, с превеликим удовольствием следуя традициям родных краев. Не было никого искуснее в уничтожении жвыл, чем она. К сожалению, эта самоуверенность и стала причиной гибели невестки наместника.

Погнав стайку слизней прочь от крепости, она так увлеклась, что не заметила, как отдалилась от друзей и заплутала. Тело Дивны нашли лишь через несколько дней, обезображенное лесным зверьем.

Настя тяжело переживала утрату. Но гораздо сильнее было горе ее отца Ставра, любившего жену более страстно, чем чистое небо и ясное солнце. Их маленькая семья погрузилась в отчаяние. Пока на пороге дома не появился человек.

Настя не запомнила его лицо, только сумку для письменных принадлежностей. Он о чем-то долго говорил с ее отцом. Затем ушел, и Ставр проплакал всю ночь. А через день случилось чудо. Даже два: исчезла вредная нянька Полынка, щипавшая Настю за плечики, и вернулась Дивна.

Девочка утверждала, что мать ничем не отличалась от себя прежней. «Только глазки были странные. Точно яхонты», добавила она с робкой улыбкой. Отец никому не сказал о возвращении жены и строго наказал Насте молчать. Прислуга была уволена, кроме самых нелюдимых и верных.