носками крашеными в разные цвета. Плюс добавим десять талонов. А как не крути — талоны тебе нужны. Парень ты чистоплотный, вещи в стирку в Центре отдаешь постоянно. Да и наличные всегда в кармане к месту. И опять же — Холлу выгоден такой обмен.

— Ладно — решение я принял быстро — Но с добавкой.

— Какой? Но меру прошу знать, Охотник.

— Добавка небольшая. И стоить считай ничего не будет — даже на материалы не потратитесь.

— Удиви старика.

— Два мяча — сказал я — Один чтобы пинать. Другой полегче — перекидываться им. А за следующего медведя уже попрошу добавку в виде мяча баскетбольного. Корзину мы сами уж как-нибудь соорудим не слишком высоко. Если глянуть чуть дальше в будущее — хочу еще мячей таких же, три комплекта для игры в городки, а еще четыре комплекта для игру в боччу.

— Во что игру?

— Бочча. Игра в шары. Для людей пожилого возраста просто идеальна — ответил я — По памяти опишу размеры и количество шаров. Повторюсь — все материалы с меня. Шкуры, шерсть, дерево. Ну что?

— По рукам. И злыдней из нас делать не надо, Охотник. Такое Замок всегда сделает для жителей Бункера.

— Пусть так — улыбнулся я — И последнее к каждому заказу.

— Говори.

— Десять сальных свечей.

— Так ведь тут и без того светло.

— Для монастырских нужд — пояснил я — Или для личных. Огонек свечи всегда уют создает. Особую атмосферу.

— Тебе сколько лет, Охотник?

— По вашим меркам немного.

— Вот-вот. А говоришь как мудрец столетний. Договорились?

— Договорились — кивнул я — В ближайшее время с меня еще одна медвежья туша в размерах не меньше этой. А если кого пожирнее приволоку — то и цена выше.

— Договор.

Мы обменялись рукопожатием. И через несколько минут я уже провожал взглядом удаляющуюся волоком тушу и шагающего чуть впереди «смиренного» уводимого замковыми охранниками вместе с рюкзаками и жирными подсумками. Можно даже не гадать — я привел не нищеброда, а будущего жителя как минимум Центра, хотя судя по «жирности» сумок он может и в обитателя Замка превратиться.

Словно в доказательство моих мыслей ко мне подошел сухопарый дедок в меховой красивой жилетке и вложил мне в руку небольшой сверток, пояснив:

— Свечей и талонов чуток. В благодарность за работу проводником. Честный ты парень, Охотник.

— С чего так решили?

— Другой бы проломил ему голову — старичок кивнул на поднимающегося по лестнице смиренного сидельца — Забрал бы все ценное. А ты довел и чужого добра не коснулся. Такое дорогого стоит — это я тебе от души говорю.

— Спасибо — кивнул я, принимая сверток.

Когда старик ушел, развернул подарок и обнаружил десять свечей и столько же талонов. Щедро. Так щедро, что снова невольно задумался — что же пер на себе тяжело нагруженный старик?

Едва дошел до угла, сразу же получил большущую чашку горячего чая, рядом встал стакан с бульоном. Улыбнувшаяся старушка ушла, попутно забрав пару протянутых ей свечей и два талона. Это я не за чай благодарил — и она это поняла — талоны и свечи «ушли» к ним, чтобы там быть использованными и обменянными на что нужное. Чтобы и у бабушек Холла было немного «наличных» — ведь все полученное они поделят между собой.

Оставшиеся свечи и талоны я передал Тихону. Тот со свойственной ему молчаливой благодарностью принял и тут же огорошил меня известием о недавней безобразной ссоре между Холлом и Центром. И как не крути, как не подыскивай аргументы в «нашу» пользу, все одно виноваты холловцы, что начали эту ссору вылившуюся в извечное «все богатые — сволочи зажравшиеся». Ссора случилась громкая, но и прекратилась быстро — вмешались разумные старики с Холла и охрана Замка подоспевшая на шум. Ссорящихся развели в стороны. После чего Тихон, уже по знакомому маршруту, наведался в тихо клокочущей справедливой злостью Центр, где провел несколько часов успокаивая и благословляя разозлившихся старичков и старушек. Центровые раз за разом задавали один и тот же справедливый вопрос — в чем, мол, наша вина? Мы, мол, все сорок лет тюремного срока усердно пахали, обменивались, копили еду, золотишко, теплые вещи и прочие предметы, тем самым зарабатывая «пенсию». И вот он жизненный спокойный и сытый закат в теплом Центре с его маленькими, но уютными комнатушками. Они честно заплатили за свое пребывание здесь. Так в чем их вина? Разве не нищеброды-холловцы виноваты в своей полуголодной жизни? Кто им мешал меньше бухать и больше копить? Кто?

Само собой, ответа на этот вопрос Тихон дать не смог. Но конфликт задавить сумел, заодно пообщавшись с охраной и извинившись от лица всего Холла. Это, кстати, их удивило. Обычно Холл никогда не посылал добросердечных парламентеров. Причем таких, что ничего не требовали и единственное чего хотели — загладить свою вину.

Такие вот недавние негативные происшествия…

— Блин — выразился я и тут же пояснил свою эмоции — Вот на кой ляд это было?

— Люди — вздохнул седенький настоятель, разводя руками — Усталые люди со сломанной ни за что судьбой-судьбинушкой. Рвется черное наружу. Рвется.

— Пусть сдерживают не только черное, но и серое — а серость всегда пострашней черноты — проворчал я — Нам нужны добрососедские отношения с Центром и Замком. Отец Тихон… в следующий раз возьмите с собой еще кого-нибудь столь же терпеливого и мудрого как вы. Чем больше гостевых бесед, проходящих в позитивном ключе — тем лучше. А в следующий раз, чтобы нас не обвинили в том, что мы лезем поглазеть на недоступную роскошь, пригласите парочку центровых к нам в гости, угостите их супом с медвежатиной и травой.

— Мыслил о том же. Уже выбрал денек и гостей сегодня зазывать пойду. Ведь главное, что я выяснил во время бесед — скучают центровые похлеще нашего. Их ведь меньше. Жизнь ведут тихую, сытую, скучную.

— Вот и отлично!

— И трава ростки дала — буднично добавил Тихон — На мясных медвежьих ошметках прямо растет и растет. И вот что подметили монашки — на смеси из мяса и землицы травка растет пуще и лучше.

— Наскребу еще почвы — кивнул я — Новости отличные, отец Тихон. Теперь у Холла всегда будет свой салат. Расширяйте это дело.

— Материалы надобны. И немало.

— Например?

— Мы ведь все на льду выкладываем. У стены подальше от могилок.

— Верно — кивнул я.

Траву Холл выращивает на кладбище. Идеальная температура для холодолюбивого растения.

— Грядки из снега и льда лепим. Но