Я кивнула.

— Спасибо. Ничего не вышло, но все равно.

— Давай руку.

Я непонимающе уставилась на него. Он раздраженно вздохнул.

— Я удалю запись этого разговора.

Я похолодела. О том, что мой трекер может быть жучком, я забыла начисто.

— И… и… — я не могла подобрать слов. — И нас постоянно слушают?

— Тебя — нет. Информация хранится сутки, потом удаляется автоматически. Шансов, что ее прослушают за это время, немного, но рисковать я не хочу.

— А если там будет просто лакуна? Это не подозрительно?

— Запись включается сама во время разговора, — ответил Хольт. — Если ты молчишь — микрофон выключен. Все, теперь заткнись и давай руку.

Он достал из внутреннего кармана свой планшет и прижал к моему запястью. На экране возник незнакомый интерфейс, сержант принялся вводить команды и коды доступа. Несколько минут мы молчали, пока он заканчивал со мной, а потом проделывал то же самое со своим трекером.

— Свободна, Корто, — сказал он наконец. — Лагерь там, больше не уходи одна. Отдыхай.

— Есть отдыхать, сержант.

Я развернулась и пошла искать Коди. Мне так хотелось поговорить с ним, рассказать ему все — про Рейниса и Аре, про Ди, про то, что все предыдущие медиаторы то ли умерли, то ли превратились в серый туман, но я знала, что буду молчать. Сегодня погибли люди — я не знала точно, сколько, но даже один — это уже слишком много. И мне придется пережить это. Один раз я сумела пережить смерть Коди, я теперь с чем угодно справлюсь, и я буду молчать. Я должна заботиться о Коди, а не подвергать его еще большей опасности. И я буду молчать о том, что Рейнис сделал с Иштаном и что мог сделать со мной. Я найду способ решить эту проблему. Буду работать с доктором Ланге, стараться как следует, и тогда мы с Коди будем получать наше лекарство. А для начала, как советовал сержант Хольт, продумаю свои показания.

Глава 20

Следующие дни большую часть времени Карим, как и остальные кураторы, проводил за просмотром отчетов. Я толком не знала, какую именно информацию он получает с наших чипов, и на всякий случай решила немного отредактировать свою версию событий, сделав ее ближе к правде. Я выучила свои слова наизусть, так, что можно было разбудить меня среди ночи — и я не задумалась бы ни на секунду.

Аре я больше не видела. Со своей группой тоже встречалась мало. Карим загружал меня упражнениями на равновесие и координацию, а когда он был занят — сержант Дале забирал меня и отправлял заниматься на тренажерах. Стрелять я не ходила, в столовую меня не отпускали, выдавая коробку сублимированной еды на день, общие тренировки я тоже не посещала, и в конце концов до меня дошло, что это не совпадение.

— В чем именно меня подозревают? — спросила я Карима на следующий день, откладывая в сторону карандаш и листы бумаги.

Один был исписан именами ребят из моей группы, на другом были названия климатических ловушек. Я гордилась тем, что научилась писать одновременно разный текст правой и левой рукой. И даже почти без ошибок.

Карим оторвался от экрана, на котором были ряды каких-то данных.

— Ни в чем. С чего ты взяла?

Он врал, это было заметно.

Я изложила ему свои соображения.

— К тому же я чувствую, когда мне врут, — закончила я.

— Да, твоя способность считывать мимику и микродвижения — это нечто, — сказал он задумчиво. — Я пытался понять, как активизировать эту зону мозга у других, но пока безуспешно.

— Это надо родиться в Гетто, — сказала я снисходительно. — Я в детстве по повороту ключа в замке могла определить, в каком настроении пришел отец. У нас без этого никак. Так что, насколько серьезные у меня проблемы?

Карим вздохнул, встал из-за своего стола и подошел ко мне, опустившись напротив.

— Пока неясно, — сказал он. — Я читал твои показания, они совпадают с данными с чипов. Конечно, чип Рейниса мы проверить не можем, от него почти ничего не осталось, но остальные подтверждают твою версию событий. Скажи, ты знала, что у него с Ковец был какой-то конфликт?

Я помотала головой, собираясь как обычно все отрицать, но потом вспомнила, что есть свидетель, способный меня выдать. Эрика была там, когда Аре об этом рассказывала, и если ее спросят — она-то врать не станет.

«Я вроде как сама согласилась», — вспомнила я слова Аре.

— Не то что бы, — протянула я. — Я не хотела говорить, потому что, знаете, неуставные отношения и все такое… Короче, у них все было вроде как по согласию, давно, еще до той истории на полигоне. Но потом Ковец старалась его избегать.

Надо было подать жалобу на Рейниса, как говорила Эрика. Но я же не знала, что так получится!

— Я так и думал, — сказал Карим мрачно. — Черт возьми, это правило ввели не просто так! Почему вы все считаете, что его можно игнорировать?

— Кто — все? — оскорбилась я.

Карим помотал головой — мол, неважно.

— Это прозвучит странно, но дело Ариадны Ковец серьезнее, чем убийство рядового Рейниса. Поэтому тех, кто может быть с ним связан — я повторяю, может быть, понятно? Тех, кто может быть с ним связан, пока держат под наблюдением. Если ты сказала правду, переживать тебе не о чем. Это лишь страховка.

Я немедленно начала переживать в два раза сильнее.

— И долго я буду под наблюдением? Я хочу встретиться с Коди… И со всеми нашими. Когда мне будет можно?

— Скоро тебя вызовут давать показания. Тебя и еще нескольких человек. Пока не вызовут, видеться или связываться ментально вам не позволят. Но мы не будем терять времени даром, так? Давай еще раз повторим ту серию упражнений, которую я показал вчера.

Карим поднялся из-за стола и улыбнулся мне, приглашая последовать его примеру. Но я осталась сидеть.

— А когда? Когда меня вызовут?

— Через несколько дней. Используй это время с толком, хорошо?

Я кивнула. С толком — значило бы поговорить с Коди и, может, попрощаться. Если, как сказал сержант Хольт, о моем участии в этой истории с Рейнисом станет известно — мне конец. Может, я еще пожалею, что не сбежала с Ди, когда он предлагал.

Главное, подумала я, вставая, главное, если меня все же обвинят вместе с Аре, — сделать все, чтобы не утащить за собой Коди. Убедить всех, что он тут ни при чем. Вот, что главное.