– Я знаю, Наденька…

Улыбнувшись ему в ответ и осознавая, что он как-то умело успокаивает своими руками ее опухшую ногу, она вновь прикрыла глаза, впервые за последние несколько часов не ощущая ноющей боли.

– Все же я еще плохо езжу верхом, нужно тренироваться, – сказала она. – Свалилась ни с того ни с сего.

– Подпруга у твоего седла была кем-то обрезана.

– Как? У моей лошади?

– Да. Потому ты и упала. Отчетливо видно, что прорезали не полностью, а на ходу она оборвалась до конца, оттого ты и слетела с лошади.

– Ты хочешь сказать… – наконец догадалась девушка, о чем говорил граф.

– Именно. Кто-то хотел, чтобы ты упала и разбилась…

– Не может быть.

– Может. Я едва не спятил, когда понял все это. И немедля кинулся тебя искать. Ты бы спокойно могла свернуть себе шею. Падение с лошади для новичка часто кончается несчастьем.

– Я успела чуть осадить ее, когда поняла, что падаю.

– Умница, – похвалил он и осторожно опустил ее ногу и присел рядом. Снова обвив ее стан руками, он поцеловал ее и добавил: – Надо выбираться отсюда.

– Но как?

– Я привязал коня у ельника, чтобы он не сильно мок. Ты дрожишь?

– Замерзла.

– Погоди, – кивнул он и быстро стянул с себя влажный плащ.

Укутав девушку, он быстро подхватил ее на руки и вынес под дождь. Конь послушно стоял на том месте, где его и оставил хозяин полчаса назад. Осторожно посадив девушку впереди себя и крепко удерживая ее сильной рукой, Сергей, быстро понукая коня, направил его прочь из леса в сторону усадьбы.

Дождь все так же беспощадно хлестал, и Надя прикрывала лицо широком капюшоном плаща молодого человека. Чернышев же, не обращая внимания на капли воды, стекающие с его шляпы на дорогой бархатный сюртук, пытался как можно скорее достичь дома и наконец оказаться в тепле.

Когда Илларион распахнул дверь перед молодыми людьми, в парадной находились Дуняша, Велина Александровна и Зиночка. Едва Сергей внес Надю внутрь, все три женщины и двое слуг немедля встрепенулись.

– Батюшки мои, отыскал ее! Вот радость-то! – вскликнула старушка, видя измученную девушку на руках у молодого человека и быстро подходя к ним.

– Насилу, – отозвался Сергей, сплевывая капающую с волос воду. – Дождь так и льет, ничего не видно уже.

– О, Надя, ты вся перепачкалась в грязи! – заявила брезгливо актерка.

– Барышня, мы так волновались! – воскликнула Дуня.

– Дуня, пойди приготовь ванну для Надежды Дмитриевны, – приказала Велина Александровна.

– Ох и вправду! Я мигом! – всполошилась горничная и унеслась вверх по лестнице.

Более не желая слушать речи женщин, молодой человек быстро направился наверх и уже через пару минут опустил Надю на стул у затопленного камина в ее спальне.

– Я испачкаю все, – обеспокоенно сказала она. С ее платья стекали мутная вода и грязь.

– Стул и ковер почистят, не беспокойся.

Горничная уже бегала туда-сюда с ведрами, готовя все для купания.

– Вели Прокопу, чтобы помог тебе, так быстрее получится, – распорядился Чернышев, окликнув Дуню. – Надежда Дмитриевна сильно продрогла.

– Слушаюсь, Сергей Михайлович, – кивнула горничная, занося ведра с горячей водой в ванную.

– Все же надо в доме построить подъемник для воды, – заметил граф. – Не дело это, вручную ведра тяжелые на второй этаж таскать. И наплевать, что скажут в полиции.

– Ты прав, Сережа, жалко Дуню.

– У меня из головы все не выходит, – произнес молодой человек, растягивая слова. – Этот пожар, теперь эта лошадь, кто-то упорно хочет причинить тебе вред, – хмуро констатировал факт Сергей, гладя ее по распущенным волосам.

– А ты не думаешь, что это Злоказова? – спросила девушка тихо, чтобы не услышала Дуня, которая возилась в ванной комнате.

– Экономка? Вряд ли…

– Она неистово влюблена в тебя, Дуня так сказала, и слуги шепчутся о том же.

– И что ж? Мы это обсуждали с Марьей Степановной, и я ей прямо заявил, что она не интересует меня как женщина.

– Правда?

– Правда, – кивнул Чернышев. – Где-то полгода назад она начала меня преследовать своим вниманием и опекой. Пришлось сказать ей, чтобы умерила свой пыл.

– А она?

– Расплакалась, а потом разозлилась, – поморщился молодой человек, словно ему было неприятно вспоминать об этой истории. – Но это в прошлом.

– То есть у вас ничего никогда не было? – уточнила подозрительно Надя.

– Чего? – не понял он сначала, а потом вымолвил: – Близости?

– Да.

Он легко рассмеялся.

– Нет, конечно, с чего ты это взяла?

– А как же письмо, которое ты прятал в дупло, оно разве было не для нее?

– Какое письмо? – поднял он брови, задумавшись. – А, я понял. Ты видела тот дуб в дальнем конце сада?

– Ну да, и как ты клал туда письмо.

– Наденька, твои шпионские игры прямо обескураживают меня, – вздохнул он. – Когда же ты видела меня?

– Едва оказалась здесь, наверное, месяц назад.

– Понятно. Но могу тебя уверить, это письмо… ты ведь прочла его? – спросил он, и она кивнула. – Отношения к Марье Степановне не имеет.

– Значит, есть другая женщина?

– Боже, Надя, – опешил он. – Что ты говоришь, какая другая? Ты у меня есть, я же тебе тысячу раз говорил о том, тебя я люблю и жажду всем сердцем, нет у меня никаких других женщин.

– Но как же тогда объяснить то, что ты тайно кладешь письмо в дупло, чтобы никто не видел? А какой-то мальчишка забирает его?

– А ты не допускаешь мысли, что я могу писать не женщине?

– Как это?

– Мужчине, к примеру? – сказал он просто. Она недоуменно посмотрела на него. – Приходится это делать, скрываясь от чужих глаз. Я уже говорил тебе, что у меня есть лишь одна тайна, и это письмо как раз связано с ней.

– Вот как? Прошу расскажи, что это?!

– Поверь, я пока не могу тебе ее открыть. В этом деле замешаны многие люди. А для тебя это опасно.

– Но как же, Сережа, – насупилась она.

– Я же сказал, это не связано с женщиной. Разве этого недостаточно?

– Нет.

Он долго молчал, что-то обдумывая.

– Хорошо, я подумаю, как открыть тебе все, но не подвергать тебя опасности. Наверное, через неделю мы все разрешим.

– Благодарю, милый.

– Однако я думаю, тебе все же надо держаться подальше от Злоказовой. Все непонятные события последних дней наводят меня на мысль о том, что, возможно, ты права и она может быть ко всему этому причастна.